- Приехали! – вытаращился на него Любомыр. – Ты, что - идиот?? Вот скажи мне: для тебя твой дед - родной человек? Родной. А дед твоего деда? Тоже родной, хоть ты его и не застал. Ну так если твоему прапрадеду, жившему, как ты рассказывал, в Киеве, мова была родной мовой, то и тебе мова также должна быть родной. Иначе ты будешь не человек, а какой-нибудь москальский перевертыш.
- Классная логика! - восхитился в ответ Вася. – Тогда, если продолжить твой ряд, то и тот мой предок, который жил десятки тысяч лет назад, тоже – мне родной? И тот убогий праязык, на котором он общался, бегая с копьем за мамонтами, тоже является моей родной мовой? Да? А крики и жесты человекообразных обезьян - как раз и есть самая-самая моя родная мова, на которой мне с тобой нужно общаться. Тогда дайте мне большую дубинку! Вот та мова, которую Любомыр хорошо понимает.
Любомыр тут же, словно, подтверждая его теорию, кинулся на Васю с перекошенным лицом. Потасовка казалась неизбежной, и только прозвучавший звонок и бросившиеся их разнимать лицеисты предотвратили их дальнейшую историко-лингвистическую дискуссию.
Вася нередко рассказывал своему дяде об этом бесноватом новичке и о его с ним спорах. Карпуха не переставал удивляться и сожалеть, что нам в 21 веке приходится тратить время и силы, чтоб доказывать очевидное - что язык ни аморальным, ни преступным быть не может по определению. Невольно вспоминался фильм, в котором один чеченский боевик, когда говорил по-русски, все время ругался матом. А на замечание ему, что его вера мат не приветствует, отвечал, что для него уже сама русская речь – сплошная грязь и ругань.
А вот лишать человека родного языка – явное преступление. Но как убедить современных людоедов, что не только кушать других людей, но даже нарушать их права нельзя? Да невозможно! С другой стороны, если не давать отпор каннибалам – значит, рано или поздно оказаться в их меню.
ЗНАК ИЗБРАННОГО
Но давать отпор Шкандыбе было не легко. Психологи утверждают, что люди, в массе своей, склонны считать правым не того, кто говорит умно, а того, кто говорит образно, и идти готовы охотней не за молчаливым мыслителем, а за тем, у кого не закрывается рот. Даже если он несет чушь. А Шкандыба пер, как слепой орущий носорог. Он нес свои полоумные идеи, как знамя, и его искусство оратора было отменным. Такой каннибал мог убедить не только своих голодных сторонников в правоте людоедства, но и убедить саму жертву нанизаться на вертел и дать себя обсыпать специями - ради чужой великой идеи. Или, в крайнем случае, отрезать свой язык и бросить в общий котел, что и происходило с некоторыми русскоязычными лицеистами. Они постепенно начинали поддаваться.
