Вышиванка для Маугли | страница 13



Эта его любовь и на трезвую голову выглядела забавно. А что говорить, когда под водочку да в сугубо мужской компании… Капитан Кафтанов, первым справившийся со спазмами, сумел выдавить вопрос:

- Юра… а если… мир… это… мусорная свалка?

- Тогда Украина – проросший сквозь неё нежный цветок! – ответил Пузырёв. - Да вы только послушайте, как эта мова звучит: «Як умру, то поховайте мене на могилi…!»

Тут даже я, рядовой солдат, зашедший к ним в офицерскую комнату с донесением, не смог сдержать улыбки – уж лучше бы прапорщик промолчал. Да он уже, видимо, и сам это понял, потому что некоторые его сослуживцы уже сползли со стульев и сидели, трясясь прямо на полу. Он махнул рукой, взял свой китель и, пошатываясь, вышел, хлопнув дверью.

- Мову он украинскую любит, - смеялся Кафтанов. – Тоже мне - русский человек. Язык надо любить! – и обернувшись к закрытой двери, крикнул: - Запомни, прапорщик, – язык он до Киева доведет, а мова - только до Львова! Родятся же такие…

Под занавес Союза я служил в армии и какое-то время прапорщик Пузырёв был моим непосредственным командиром. А так как я был в гарнизоне единственным из Украины, то он нередко просил меня рассказать о ней - об украинских девушках, обрядах и песнях. И слушал меня он, раскрыв рот, ловя каждое слово, а иногда даже записывая. Особенно ему понравилось, как красиво звучит на украинском: «Я тебя люблю!», и он просил меня дать адресок хоть какой-нибудь украиночки для переписки. Пузырёв однажды признался, что в его жилах есть тоже украинская кровь - ему прабабка в детстве рассказывала, что ее мама был родом из Жмеринки. Вот, говорил он, видимо, гены долго-долго копились, а через ряд поколений прорвались и выплеснулись наружу. «Бывает… - думал я, слушая его. – В армии и не такое увидишь».

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Но всё это – и армия, и прапорщик, и его странная тяга - было очень и очень давно, и многое с того времени изменилось или просто исчезло. Сначала растворилась в прошлом моя страна, в которой я родился, потом в лету кануло мое тысячелетие, оставшись только в паспорте, и вот уже практически полностью поколение ветеранов, звенящее орденами и медалями, тихо и смиренно сменилось новым поколением, звенящим мобилками.

Я очень редко вспоминал своего армейского начальника – лихие девяностые, а потом оранжевые нулевые как-то очень настойчиво заставляли жить жизнью сегодняшней – в суете и круговерти будней. Поэтому пару месяцев назад, столкнувшись на Крещатике с ним нос к носу, сказать, что я был удивлен, это не сказать ничего. Я его узнал сразу – есть люди, которые сильно не меняются, – тем более, он был всегда очень похож на одного комедийного актера.