Не глумились – это значит стояли у стены с красными от сдерживаемого хохота рожами и упражнялись в искусстве сурдоперевода. Когда Андрюха подкуривал для Полины сигарету, Леха, неслышно прокравшись сзади, показывал, насколько ему понравилась ее грудь. А когда я, изо всех сил сдерживаясь от душащего смеха, зловещим шепотом декламировала детскую загадку про лампочку прямо Полине в лицо, Леха и Андрей устроили импровизированный кулачный бой возле окна, и Андрюха чуть было не въехал локтем в недавно вставленное пластиковое окно.
Представляю реакцию Вадика, если бы Андрей на самом деле высадил стекло…
– Могу сказать, – говорит Вадим голосом главнокомандующего, когда мы уже сидим в гостиной, – операция проведена отлично! Мы становимся супер-мега-профессионалами!
– Слушай, мега-профессионал, можно в следующий раз ты задействуешь меня более продуктивно? – интересуюсь я. – Торчала, как идиотка, на шоссе, вымокла вся.
– Разумеется! – тянется ко мне с бокалом Вадим. – Не желаешь освоить роль парижской проститутки?
– Monsieur, avec vous tout va bien?
Под утро похолодало, и ветер с реки заставляет меня ежиться. Нужно было брать куртку потеплее…
– Monsieur!
Я тормошу развалившееся на узкой лавочке тело. Тело, кажется, и не думает приходить в себя.
Черт! Надеюсь, он не решил отойти в мир иной прямо здесь, на улице…
– Эй! – уже по-русски произношу я. Хорошо, что вокруг ни души – а то еще редкие прохожие решат, что какая-то подозрительного вида девица проверяет карманы у прикорнувшего на скамейке бомжа.
Хотя я-то знаю, что в карманах у него – ни копейки.
– Merde! – не выдерживаю я. Стукнуть, что ли, его посильнее?
Наконец тело шевелится, издает не то вздох, не то стон, и мужчина в сером дырявом пальто, приподнявшись, садится на скамейке.
Я смотрю на него сверху вниз. Из-под кое-как накрученного на шее рваного полосатого кашне виден воротник довольно свежей белой рубашки. Новые джинсы контрастируют с ужасными стоптанными тапками. На щеках – едва заметная щетина, на затылке – намечающаяся лысина. Если бы не смесь дикого ужаса и дикого же недоумения в глазах, ничего особенного – какой-то бродяга устроился на ночлег прямо на берегу реки.
– Monsieur, avec vous tout va bien? – повторяю я свой вопрос.
Собеседник смотрит на меня так, словно перед ним химера с крыши Собора Парижской Богоматери.
– What? – отчего-то по-английски спрашивает он.
– Are you ok? – тоже перехожу я на английский. Надеюсь, моего скудного словарного запаса хватит на то, чтобы и далее непринужденно поддерживать беседу.
