Я вспомнил, как однажды ночью, это было давным-давно, когда я ночевал под звездами в компании vaqueros со своей гасиенды, один из пастухов описывал мне ад ацтеков. В их загробном мире (он называется Миктлан, или Темная Обитель) люди проходят через множество испытаний: переплывают бурные реки, оказываются среди ядовитых змей, сражаются со злобными чудовищами, с ягуарами из джунглей, и прочее в том же духе. И вот теперь я невольно призадумался: не произошло ли ненароком какое-то смешение того и этого света и не ввергли ли меня ацтекские боги еще на земле в свой индейский ад? Умершему надлежит преодолеть девять преисподних Миктлана, объяснял мне vaquero, и, лишь пройдя множество мучительных испытаний, он сможет обрести наконец вечный покой. Но не воспарить на Небеса, как у христиан, а лишь окончательно избавиться от страданий, обратившись в ничто.
Может быть, мне на роду написано страдать, и капризная Фортуна захотела еще при жизни испытать мою стойкость чередой ужасных несчастий, с тем чтобы в конце концов я, подобно ацтеку, попал не в райские сады, а в небытие вечной ночи.
Когда я, надрываясь, тащил к рабочей площадке очередную порцию камней, мое внимание привлекла великолепная карета. При виде ее я застыл как вкопанный, ибо знал, что в этом лучшем в городе экипаже ездит самая красивая девушка на свете.
– Изабелла! – И, выкрикивая ее имя, я побежал... нет, вернее, заковылял в кандалах навстречу своей возлюбленной.
Изабелла слегка привстала, растерянно уставившись на дорогу, а затем упала обратно на сиденье; кучер стеганул лошадь, и экипаж запрыгал по булыжной мостовой.
Увернувшись от лошадей и колес, я ухитрился схватиться за дверцу экипажа, в тщетной попытке помешать карете уехать.
– Изабелла, это я!
Она в ужасе вскрикнула и ударила меня зонтиком. Кабальеро, следовавший за каретой, направил на меня коня, и при виде грозного всадника я счел за благо отпустить дверцу. Мне даже удалось не угодить под копыта, но, разумеется, в кандалах нечего было и пробовать убежать: всадник легко настиг меня и от души огрел по макушке рукояткой хлыста. Я споткнулся, упал и так сильно ударился о землю, что едва не потерял сознание. И хотя подбежавший стражник видел, что голова моя и так разбита, однако это не помешало ему отходить меня еще и прикладом мушкета. Побои я перенес стоически, понимая, что любая попытка сопротивления лишь усугубит наказание. Впрочем, стражник, наверное, искалечил бы меня, не вмешайся подрядчик:
