– И похоронят истину, – добавил Хосе.
Мы помолчали, потом я сказал:
– Я ошибался насчет тебя, сеньор Лизарди. Ты и впрямь мало что смыслишь в лошадях и женщинах, поединках и клинках, но теперь я вижу, что в руках иных людей перо и бумага могут быть столь же смертоносным оружием, как шпага и пистолет.
Некоторое время я молча ожидал ответа, пока не понял, что мой товарищ тихонько похрапывает.
А вот мне не спалось, и я еще раз заново все обдумал. Да, по здравом размышлении выходило, что Лизарди прав: то, что сейчас со мной происходит, вовсе не какая-то безумная ошибка. Нотариус отнюдь не глуп, он просто придерживался той версии событий, какой ему было приказано. Более того, власти, с целью распространять все ту же гнусную ложь, наверняка разослали своих людей по питейным заведениям и прочим общественным местам. Для начала они уничтожат при помощи клеветы мое доброе имя, а потом отнимут у меня и саму жизнь. Есть ли из такой ситуации выход? Наверняка, бросив меня в эту вонючую дыру, мои гонители полагают, что полдела уже сделано, ибо считают меня изнеженным щеголем, который быстро сломается от всех ужасов тюремной жизни. Но тут мои недруги явно просчитались. В отличие от большинства кабальеро я не был неженкой, не чурался работать вместе с vaqueros на своей гасиенде. Я любил жизнь в седле: мне частенько приходилось объезжать лошадей, перегонять стада, кастрировать и клеймить быков, перебираться через реки вброд. По много месяцев в году я проводил без крыши над головой, на открытом воздухе, в том числе и в горах, охотился и ловил рыбу. Нет, напугать и сломить меня врагам будет не так-то просто.
Впрочем, сейчас для меня самое главное – выбраться из узилища да разжиться клинком и пистолетом. И уж тогда кое-кому придется держать ответ за все эти гнусные происки.
Спустя два дня грянула новая беда.
– Все, что у меня оставалось, я отдал тюремщику еще прошлым вечером, – сообщил мне Лизарди. – Так что скоро нас выселят из этих удобных апартаментов, и нам придется присоединиться, – он фыркнул, указывая на тюремное отребье, – к этой публике.
К тому времени я уже прикончил содержимое своей корзинки, а больше снеди мне почему-то не присылали. Лизарди, сидевший по тюрьмам и раньше, пояснил, что человек, желающий передать что-то заключенному, должен хорошо знать, кому и сколько нужно за это заплатить, – иначе передача попадет не в те руки. Я подозревал, что Изабелла по-прежнему посылала мне еду, но та не доходила по назначению.
