…Я попался в лапы одной эстрадной комиссии. Вот уж роковая ошибка, более того – кораблекрушение! Помните знаменитый корабль “Кармилхан”, потонувший в каком-то море во время разгула стихии? Моряки с этого корабля потонули все до единого, медленно погрузились в пучину (пучина их приняла). Вслед морякам и их высокому смуглому капитану на дно попадали сундуки с драгоценностями. Все они стали добычей рыб. Много лет я помалкивал и ни словом не обмолвился о корабле “Кармилхан”. Ни слова, ни полслова, молчок. Но тут уж я принужден был открыть всю правду об игре стихий, о капризах волн. Мне больше ничего не оставалось. Мои снасти трещали, грозя обсыпать осколками стол. Во главе комиссии сидела председатель Евалгина, эта председательша не хотела принимать в расчет аллегории. Она сомневалась, что аллегории существуют. Верила, что в продаже имеется молочная колбаса, но не доверяла аллегориям.
Желая подольститься к недоверчивой председательше, я решительно положил говорить с нею на искренних струнах.
Почесавши лоб, я сказал громко:
– У женщин между ног необитаемый остров.
На мои слова председательша взволнованно заскрипела зубами и крикнула:
– У НАС все острова обитаемы. Везде ступала нога человека.
Я промычал (безо всякой навязчивости):
– Я сказал про необитаемый остров исключительно с целью показать превосходство аллегорий над бытом.
Тут председательша внезапно сжалилась надо мной и говорит:
– Ну хорошо. Давайте для вашей пользы поделим все предметы на бытовые и небытовые, иначе говоря – несуществующие. Это станет вам подпоркой. Вы сможете в своих сочинениях оперировать исключительно бытовым арсеналом.
– Но от бытового арсенала, – робко возразил я, – воняет. Вонь – признак тлеющей жизни.
Председательша (а она в пылу нашей дискуссии маленько запуталась) говорит:
– Вот и хорошо. Вонь (как вы выражаетесь) указывает на жизнь во всех ее проявлениях. А также на дальнейшую перспективу.
Не зная, как вывернуться из щекотливого положения, я сделал вот что. Притворился покойником (на что я – скажу не хвалясь – большой мастер). Повалился на стол председательши и изобразил покойника, причем с такой натуральностию, что бедная председательша, позабыв про принципы, закричала: БОЖЕ! А я лежал в личине покойника и отрешенно размышлял. Я думал: вот эта дура председательша вскрикнула: боже! И может быть, Бог услышал этот крик. И теперь смотрит мудрыми глазами с верху небес и горько сожалеет. Неужто он равно сочувствует мне и председательше? Да, скорее всего, так и есть. Мы оба его хилые, кривые дети. У нас мало разума и почти совсем нету веры, иначе мы бы не вскрикивали “боже!”; мы бы понимали, что Бог и без наших криков всякую минуту начеку. Если человек стукнул палец об письменный стол, так ведь палец не кричит: “Человек, ты ушиб меня! Помоги!” Человек – хозяин пальца, и ему и без того все об нем известно. Конец рассуждению.
