Даниил Хармс призадумался. Увы, от главного, наиважнейшего дела его отвлекала всякая шелуха. Но он не роптал, а добросовестно записывал, называл себя копиистом, то есть художником, который копирует реальность. А чего еще?
Гинеколог Николай Иоганнович
С дамским врачом Николаем Иоганновичем вышел смешной случай. Как-то, вооружась по обыкновению подзорной трубой, Николай Иоганнович в интересах дела заглянул даме в п…зду. Вначале ничего примечательного не увидел, только темные дебри и глухой лабиринт. Затосковав от этой неясности, Николай Иоганнович начал насвистывать “Кони, кони мои”. Но все же чутье вело его, подсказывало, что надо, не робея, идти темной дорогой, как исследователь Африки Давид Ливингстон. Конечно, рассуждал Николай Иоганнович, п…зда не Африка. Это другой континент. Это, догадался дамский врач, внутренний континент. В голове Николая Иоганновича затарахтело. Там кто-то пел песню композитора Дунаевского, которого друзья называли Джульбарс (за красоту и умение стоять навытяжку). Так прошло несколько времени, и исследуемая дама вдруг спрашивает:
– Николай Иоганнович, не пойму, что вы ищете в моей п…зде? Это ведь не рынок на Малаховской улице.
Дамский врач засуетился, подбирая подходящий ответ, но смолчал. И вот почему. В глаз его ударил сноп света, сильный, как космический луч. Это и был космический луч, это был свет далекой звезды. Внезапно Николай Иоганнович приметил россыпь сияющих звезд. Некоторые созвездия были знакомы (Большая Медведица), другие сияли гордо и нетронуто. Это были звезды, не освоенные телескопами. На них не ступала нога человека. Николай Иоганнович свесил голову на грудь. Потом говорит:
– У вас в п…зде (я извиняюсь) звезды.
– Да ну? – всполошилась дама. – А не врете ли, голубчик?
– Да зачем мне?
Дама говорит:
– Ну не знаю. Может, из врачебной этики?
– Большая Медведица, – начал перечислять Николай Иоганнович, – и другие (уж незнакомые) созвездия.
Дама опять спрашивает:
– Да зачем? Что эти звезды там делают?
Тут Николай Иоганнович затрепетал и говорит:
– Льют свет.
Даниил Хармс попался на заметку. Его имя записали и прислали повестку. Следователь Каган хотел помочь Хармсу, чуя, что у того муки творчества. Он решил застрелить поэта, чтобы тот не мучился, такое принял решение. Тем более, понимал Каган, Даниил Хармс – марсианский шпион. Это доказывают его выражения, например: “Поднесите к очкам мотылька”; “Пирожок с капустой и лучком” и другие. Даниил Хармс – марсианский шпион, вне всяких сомнений. У него глаза смотрят на север, тогда как у всех граждан в другую сторону. И у него имеется странная привычка. У других людей нету никаких привычек, а Даниил Хармс обзавелся привычкой. Над столом Кагана висел портрет черного младенца в колыбели. В зубах сметливый младенец держал небольшой железный брусок, такова была причуда художника. Каган с трепетом смотрел на удивительного черного младенца – вон он как черен, а ведь еще мал. Ну а дальше, дальше-то? Каган надеялся, что дальше будет еще лучше. Каган любил этого младенца, это был, можно сказать, главный младенец страны. Об нем расскажем особо.
