А через неделю они вдвоем с Дашкой уже навестили Алешу в больнице. Предприимчивыми стараниями Анны он лежал в отдельной благоустроенной палате, на высокой и удобной кровати с неотлучно дежурившей в уголке хорошенькой уютной медсестричкой – все как в западных кинофильмах про богатых и знаменитых, по сценарию оказавшихся вдруг в больничных условиях. Только глаза Алешины картинке не соответствовали – очень уж грустными были глаза, больными, тусклыми и смирившимися, равнодушно глядящими в идеальной белизны потолок и едва потеплевшими слабой искоркой навстречу любимой крестнице, радостно и без умолку тараторящей над его головой:
— Ой, дядь Леша! Выздоравливай быстрее! Ты ж меня обещал на натуру свозить, а на улице вот–вот снег выпадет! Помнишь, у меня работа в осеннем лесу не закончена была? Вот закончу – и тебе подарю, ладно? Тебе же понравилось!
— Хорошо, Дашенька, я постараюсь… Раз такое дело – тогда конечно! Мне и самому здешний комфорт не шибко нравится, – обращаясь скорее к Анюте, тихо проговорил он. — Анна построила местных бедолаг по стойке смирно, всех купила – неудобно даже…
— Да ладно тебе, Алешенька, что ты! Лишь бы на пользу пошло!
— Не знаю, может, и на пользу, конечно. А только я себя как в клетке чувствую, будто и я это, и не я… Беспомощность – страшная штука, девочки!
— Так это пройдет, дядь Алеша! – снова затараторила Дашка. – Я когда недавно гриппом болела с высокой температурой, вообще уревелась вся – так было жалко себя, маленькую и больную, так жалко…
— Ты как учишься–то, красавица? Как с физикой отношения складываются, она тебя или ты ее?
— Да пока что она меня… — рассмеялась Дашка. – А там видно будет! У нас с этой гидрой война всегда с переменным успехом ведется!
Отведенные им строгой медсестричкой двадцать минут прошли быстро и незаметно, и пришлось нехотя покинуть палату после ее настойчивых и не к месту яростных требований.
— Тоже мне, заставили дурочку богу молиться, она и лоб расшибает… — тихо ворчала себе под нос Дашка, идя по больничному коридору. — Каждый суслик – агроном в этом чистом поле…
— Да ладно тебе, не ворчи! – успокаивала ее Анюта, обняв за плечи. – Впереди целых три дня праздничных выходных, еще к нему съездим, найдем время! Завтра у нас четверг?
Вот в пятницу, в праздник, и съездим! Как его теперь называют–то, я забыла – то ли день освобождения, то ли всеобщего какого единения…
А следующим утром, спеша к первому уроку и поднимаясь, как обычно, по высоким ступенькам школьного крыльца, Анюта сразу наткнулась взглядом на знакомое лицо, и почему–то тревожно дрогнуло сердце… Вероника опрометью бросилась к ней, схватила за руки, заговорила быстро, волнуясь и проглатывая концы слов:
