Со стуком поставив пустой стакан на стол, Анна резко развернулась и вышла из кухни, прихватив по пути пачку «Парламента» с лежащей на ней сверху изящной серебряной зажигалкой.
- Ой, пошла я уже домой… — поднялась со своего места Анюта — Вечер, как всегда, неожиданно перестал быть томным…
- Я провожу! — буркнул неловко Алеша. — Пошли…
На улице моросил мелкий, едва заметный дождь. От легких порывов теплого августовского ветра отрывались от деревьев и ложились на мокрый асфальт первые осенние листья. Почему–то очень жалко было ступать ногой на эти первые желтые пятнышки, они казались живыми и беззащитными под дождем, словно нежные цветы, брошенные кем–то приглашающим жестом под ноги торжественно вступающей в свои права осени. Анюта поежилась слегка, втянула носом влажный густой воздух, глубоко и с облегчением вздохнула, словно сбросила с себя некую тяжесть. Взглянув на понурого, идущего рядом Алешу, устыдилась вдруг своей радости вырвавшегося на свободу узника, тронула слегка за плечо:
— Тебе совсем плохо, да, Алеш? Может, и в самом деле уйдешь? Чего мучиться–то? Сам говоришь – есть у тебя другая кухня на примете…
— Да я и сам все время об этом думаю, Анют! Только как–то все не решаюсь, стыд какой–то держит! Получается, что я не ухожу, а трусливо сбегаю, потому что семью содержать не способен! Получается, права она — и не мужик я вовсе! Действительно, дармоед…
— Эк она тебя обработала! Вот уже и комплексы твои наружу выползли, уже сам себя розгами сечешь, как унтер–офицерская вдова!
— Ну что ты ругаешься, Нюточка! Я и так себя последним дерьмом чувствую!
— Алешенька, милый… Обычно ведь уходят не туда, где лучше, а оттуда, где плохо!
О себе подумай! И тоже душу свою спасай, пока не поздно, иначе она у тебя так взбунтуется, что мало не покажется! Все лишнее от себя отбрось – только о себе думай! Почему ты должен ломать себя для кого–то? Ты ведь у себя один, и душа – она тоже только твоя, собственная! Ты ж видишь – претендуют на нее сильно, вот и спасай!
— Значит, ты так ставишь вопрос… Понятно… — протянул задумчиво Алеша. – А ведь ты, пожалуй, права, Анюта…
— Ну да… Думаешь, мне легко было с Борисом расставаться? Да он никогда бы из семьи не ушел! А только испугалась я…
— Чего?
— Привыкнуть испугалась! Знаешь, как легко многие женщины привыкают быть нелюбимыми? Даже и сами не замечают, как быстро это происходит! Мирятся с неприязнью к себе мужа, лишь бы только не ушел, лишь бы свой статус пресловутый сохранить, лишь бы не влиться в ряды разведенок –неудачниц! А прикрывают свои страхи благим якобы намерением – семью сохранить, детям отца обеспечить… Я ведь могла Бориса, когда он меня разлюбил, вечно около себя на одном только чувстве стыда держать! Только знаешь, как трудно было в его неживые глаза смотреть? Он же не жил – он же мучился! Глаза закрывал – и ту женщину вместо меня видел…А душа, она такого унижения долго не терпит. Она болеть начинает, в скуку впадать, в депрессию – мстит по–своему… Вот и отпустила я его с миром к ней, к сопернице то есть. За душу свою испугалась. Ее, знаешь ли, как величайшую драгоценность, беречь надо! Хоть и трудно мне сейчас одной. Ой, как трудно…
