– Луис говорил, что ты собираешься завтра в Мадрид?
– Я должен туда поехать.
– Ты едешь к Кончите Ламорилльйо?
– Да.
– Передай, что мне жаль ее от всего сердца.
– Передам.
– Мне жаль и тебя, Эстебанито…
– Спасибо.
Затем установилось долгое молчание и, наконец, она все-же решилась спросить:
– Ты что-то понимаешь в этом?
– В чем?
– В этих трех убийствах?
– Нет.
– Ни одной догадки?
– Нет. А у тебя?
– И у меня нет. А у Марвина?
– И у него тоже.
– Но ведь должен существовать какой-то серьезный мотив для того, чтобы так взяться за нашу квадрилью!
– Конечно, должен! И заметь, что если бы мы нашли ответ на этот вопрос, мы сразу же нашли бы убийцу.
– Как ты думаешь, конечная цель убийцы - это Луис?
– Раньше я действительно так думал, но теперь не уверен.
– Почему?
– Потому, что убийца находится постоянно рядом с нами, он прекрасно осведомлен о всех наших радостях и огорчениях и, значит, знает, что Луису, в конечном итоге, безразлична смерть его троих товарищей.
– Ты говоришь ужасные вещи, Эстебанито!
– Да, но это правда.
– Именно поэтому они еще ужасней. Но тогда, против кого же все это может быть направлено, если не против Луиса?
– А дон Амадео?
– Чтобы разорить человека, не убивают других. Существуют другие способы. К тому же, зачем убивать людей, которых можно заменить? Если бы кто-то всерьез хотел развалить дело Рибальты, то ему, прежде всего, понадобилось бы убить Луиса. Как ты считаешь?
– Так же, как и ты.
Мы еще долго говорили, но так ни к чему и не пришли, а только обнаружили наше полное бессилие найти хотя бы малейший намек, который указал бы нам на решение этой задачи.
* * *
– Я всегда знала, дон Эстебан, что мы с Мануэлем не созданы для счастья. Я всегда боялась корриды. Я чувствовала на нем какое-то проклятие. Даже когда мне удалось заставить его уйти с арены, я все равно не нашла покоя. Что-то подсказывало, что это - только отсрочка, и что коррида все равно у меня его отнимет. И вот… Теперь все свершилось.
Она стояла, выпрямившись, и черная одежда с траурной вуалью, покрывавшей волосы и лицо, делала ее какой-то нереальной. Я взял ее за руку.
– Кончита, мне очень больно. Я любил Мануэля… После Луиса он был моим лучшим другом.
– Поверьте, - он отвечал вам тем же. Для другого человека он никогда бы не вернулся, но для вас…
– Теперь меня будет мучить совесть, Кончита. Если бы не мое предложение, он остался бы жить, пусть даже в бедности и без надежд.
– Мир с вами, дон Эстебан. Что предначертано - должно свершиться. Вы были только орудием высшей Воли. Судьба Мануэля была предопределена, и ни вы, ни я ничего не смогли бы поделать.
