Он лгал. Я почувствовал, как дрожали его пальцы, когда он взял меня за руку.
– Скажи, наконец, Эстебан, ведь ты разбираешься в этом лучше остальных, хорошо я работаю или нет?
– Отлично, Луис.
– Следовательно, я принадлежу к тем, у кого больше всего шансов избежать рогов быка. Я бы никогда не допустил такой ошибки, как Гарсиа. А случай с Алохья - это судьба… Может быть, он забыл проверить свою экипировку?
К чему было говорить ему правду? Я только бы расстроил его и все равно не добился бы отказа от выступлений.
Мы вернулусь в дом, где нас ждали Консепсьон и Рибальта, которые обрадовались, увидев, что Луис улыбается. Кроме того, он извинился с той непринужденной манерой, которой он всегда пользовался в трудные моменты, попросив жену и гостя отнести вспышку его плохого настроения на счет гибели друзей, а также его усталости. Кроме того, Луис был уверен в удачном выступлении в Хуэске и утверждал, что после него никто и никогда в мире корриды больше не сможет оспаривать его мастерство. В подтверждение своих слов он предложил дону Амадео обсудить программу на конец сезона. Обрадованный импрессарио вытащил из кармана свои бумаги, разложил их на столе и принялся комментировать наши будущие выступления.
– Итак, 10-го вы будете выступать в Хуэске. Похоже, это будет достаточно просто, потому что вы будете практически единственным на афише. В следующее воскресенье - Толедо. Там будет значительно сложнее, ведь толедцы считаются знатоками корриды.
– Ничего! Я всегда очень хорошо выступал в Толедо. Этот город вдохновляет меня.
– Тем лучше. Затем мы будем в Хуэльве, после - в Малаге. Практически, все время мы остаемся на юге.
– Потом мы едем в… А, нет, я забыл, что отказался.
– От чего вы отказались, сеньор?
– От корриды в Линаресе, назначенной на 28-е этого месяца.
– Почему? Они плохо платят?
– Наоборот! Это был бы самый большой гонорар за весь сезон!
– Тогда в чем дело?
Дон Амадео бросил взгляд в сторону Консепсьон, затем в мою сторону, как бы прося о поддержке, но мы оба молчали. Тогда он улыбнулся, но эта улыбка была похожа скорее на оскал.
– Я… я подумал, дон Луис, что вы не станете выступать в Линаресе.
Лицо Консепсьон напряглось, и она закрыла глаза, как бы вновь переживая тог день, когда погиб Пакито.
– А почему я не стану выступать в Линаресе, сеньор?
По тому, как у Луиса запульсировала вена на виске, я понял, что им овладела ярость.
– Потому что, похоже, у вас остались неприятные воспоминания о Линаресе, и я опасаюсь, что это не позволит вам хорошо выступить.
