Оле!… Тореро! | страница 24



– Да, знаю… Для нее вполне достаточно цветов.

– Тогда как тебя апельсины не очень-то привлекают, а?

– Нет, не очень. Вернемся?

– Как хочешь.

Мы оба чувствовали, что сейчас произойдет важный разговор. Я решил начать первым:

– Твоя жена боится меня.

Он удивленно остановился:

– Боится?

– Похоже, она опасается, что я приехал вовсе не для того, чтобы засвидетельствовать вам свою старую дружбу.

– Но это же не так, правда?

Я не сразу ответил. Он весь напрягся в ожидании.

– Теперь, когда я удостоверился в вашей благополучной жизни, мне лучше сразу же уехать. Ты сможешь отвезти меня в Альсиру, когда мы вернемся домой?

Он взял меня под руку.

– Не знаю, что вообразила себе Консепсьон, но я хочу, чтобы ты остался, нравится ей это или нет! Я изнываю от скуки, разыгрывая из себя помещика. Меня не интересует сельское хозяйство, разве только животные…

– А именно быки, да?

– Да.

Мы двинулись вперед, и каждый думал о том, как продолжить прервавшийся разговор. Луис принудил себя рассмеяться, прежде чем сказал:

– Знаешь, я сохранил отличную форму.

– Да, я уже удостоверился в этом.

– Как это?

Я решил сжечь за собой мосты:

– Я только что видел, как ты работал.

Он отреагировал совсем не так, как я ожидал. Дрожащим голосом Луис спросил:

– Твое мнение?

– Положительное.

– Правда, Эстебан?

– Правда.

Он вздохнул полной грудью. Казалось, я снял с него тяжелый груз и вернул ему уверенность в самом себе, уверенность, которая теплилась, но не могла проявиться без подтверждения другого человека.

– Спасибо, амиго…

В долгом молчании мы уже подошли почти к дому. Вдруг он робко спросил:

– Как ты думаешь, если бы представился такой случай, я смог бы выступить и не вызвать смеха?

– Уверен в этом.

Он очень крепко сжал мне руку.

– Ты вернул мне жизнь, Эстебан.

Как ребенок, которому хочется игрушку и который не решается ее попросить, Луис прошептал:

– Только кто сможет мне поверить? И рискнуть поставить на меня свои деньги?

– Кроме того, существует Консепсьон…

Он пожал плечами, как бы показывая, что это не станет для него главным препятствием.

– Но ведь после смерти Пакито ты ей пообещал…

– Что из того? Пойми, Эстебан, что я продолжаю думать о корриде только потому, что не смог обрести того, на что рассчитывал! Знаю: для тебя Консепсьон - чудо из чудес! Но эта Консепсьон существует только в твоем воображении, дружище! Ты продолжаешь видеть в этой женщине душу и сердце прежней девочки. Консепсьон не любит меня, и думаю, что она никого не любит и вовсе не способна на это чувство… Подожди, не спеши возражать, Эстебанито… Она любила только Пакито, но это была слепая материнская любовь. Она не простила мне его смерти, уверен, не простила и тебе… Пакито всегда будет стоять между ней и мною. Вот почему я изо всех сил хочу вернуться на арену, Эстебан! Я хочу жить, а здесь я прозябаю… Слышишь? Я хочу жить! Поэтому я твердо решил уехать отсюда. Я готов делать, что угодно, если не смогу стать тореро, но я больше не останусь среди этих апельсинов, от одного запаха которых меня тошнит… Меня тошнит от такой жизни…