О да, теперь Людовику это тоже казалось странным, но что он мог поделать? Только продолжать верить и ждать десяти часов. Либо Мина придет и полицейскому останется лишь принести извинения, либо она снова исчезнет – и тогда Сенталло придется признать, что его в очередной раз обвели вокруг пальца. Но до десяти часов он не желал больше говорить обо всей этой истории, рассуждениями он сыт по горло. Так Людовик и сказал Вертретеру. Франц согласился заключить это своеобразное перемирие.
– Ладно… Пойдемте ужинать. Эдит приготовила фондю[4], и уж такой вкуснотище нельзя не воздать должное! Впрочем, что бы мы еще ни наговорили друг другу, это ровно ничего не изменит.
Вечер прошел довольно тускло – не помогло даже напускное оживление Вертретера. Людовику казалось, что стрелки часов застыли на месте, а Эдит держалась отчужденно – видно, все еще переживала разочарование. Болтал один Франц, так что разговор быстро превратился в монолог, в который остальные сотрапезники лишь время от времени вставляли какую-нибудь вымученную односложную реплику. Даже когда Сенталло уронил кусочек хлеба в соус – за что обычно полагается шуточный штраф, никто и не подумал улыбнуться. Наконец пробило девять часов, и Эдит стала смущенно собирать тарелки. Мужчины пересели в кресла, и полицейский закурил.
– Если Мина придет на свидание, ради бога, Сенталло, не отпускайте ее больше! – проворчал он.
– Положитесь на меня!
– Пусть даже девушка расскажет вам кучу подробностей, помните, все это ничего не даст, если она сама не выступит свидетелем и не подпишет показаний! Правосудие может решиться на пересмотр дела, имея к тому лишь очень серьезные основания, скажем, выслушав исповедь виновных!
– Я не хочу, чтобы у Мины были неприятности!
– Наказание она получит независимо от того, нравится вам это или нет, но тут можете рассчитывать на мою помощь – уж я от души постараюсь, чтобы с вашей милой обошлись не слишком сурово и она отделалась каким-нибудь порицанием.
– Вы мне обещаете?
– Обещаю. А теперь нам пора. Я тоже пойду с вами.
– Но если вы пойдете…
– Спокойно, я не побеспокою вашу Мину, даже если она снова уговорит вас отпустить ее.
Бок о бок, как два мирных обывателя, решивших прогуляться перед сном, они спустились к Зеебрюке. Все вокруг уже окутывала ночная мгла, и тишину нарушил лишь тихий плеск воды, колеблемой легким ветерком. На остановке они расстались, и полицейский пропустил спутника вперед. Мужчины решили не показываться вместе – Мина могла бы струсить и убежать. Наконец, сочтя, что Людовик уже добрался до места свидания, Франц тихонько пошел следом. Пройдя вдоль ярко освещенного фасада пристани, он скользнул в сторону набережной Инзелин, снова немного подождал и, спрятавшись в густой тени, стал наблюдать, не появится ли кто в округе. Но за Сенталло явно никто не следил. Набережная оставалась пустынной. Вертретер быстро пересек открытое пространство и углубился в парк. Вдалеке, у вольера, маячил силуэт Людовика. Десять часов еще не пробило, и полицейский решил свернуть налево – к другому входу в парк и проверить, одна ли Мина придет на свидание. Но и там Франц не увидел даже кошки. Очевидно, ночная прохлада не особенно привлекала влюбленных, и сентиментальным прогулкам на воздухе они предпочли духоту кинотеатров.
