Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю. Шесть этапов девяти самых тягостных месяцев моей жизни | страница 9
Он отправился консультироваться в Комитет по военным делам. (Итак, консультации с комитетами по поводу этого оружия уже начались. Ни одна из перипетий этого серьезного дела не обойдется без такого рода консультаций.) Затем он послал за мной, чтобы сказать, что Комитет считает скорее возможным накинуть цену на ружья, чем взять на себя вероятные расходы в будущем или рассчитываться со мной во флоринах; что, в конечном итоге, он может вести переговоры только в ассигнациях.
— Прекрасно, сударь, — сказал я ему, — в добрый час, в ассигнациях так в ассигнациях; но установим, по крайней мере, их твердую стоимость по сегодняшнему курсу; только так мы можем знать, что́ делаем; иначе вы заставите меня, продавая вам эти ружья, впутаться в чудовищную авантюру, и один бог ведает, до какой степени вздуется цена этих ружей при подобном риске и неопределенности дня оплаты: учтите при этом разницу, возникающую от того, что я вынужден покупать шестьдесят тысяч ружей оптом, а продавать их вам после сортировки, не зная заранее, сколько придется выкинуть. Я не могу, сударь, подвергать себя одновременно стольким случайностям и возможностям потерь, если цена, которую вы дадите, не покроет полностью разного рода риск, не поддающийся заранее оценке. Я предложил вам взять риск на себя, сам же готов был удовлетвориться комиссионными, куда вошел бы и заработок моего поставщика; но вам угодно рассчитываться только на свой манер. Давайте поищем еще какую-нибудь форму. Позавчера вы подняли продажную цену ваших новых ружей с двадцати четырех ливров в экю, как она была установлена, до двадцати шести ливров серебром, чтобы ничего не терять на них. Установим справедливое соотношение между новыми ружьями и моими, хотя, как мне говорили, часть их выпущена прекрасным Кулембургским заводом, и это совершенно новые ружья, которые стоят не меньше, чем ваше лучшее оружие.
Министр, разумеется, проконсультировался в Комитете, несколько раз вызывал меня и наконец предложил мне тридцать ливров в ассигнациях, на мой риск. Пересчитав на флорины, я увидел, что по существующему курсу это составляет восемь флоринов восемь су за ружье. Если бы эта цена оставалась твердой, то при том, что стоимость ружья с учетом всех расходов, которые мне предстояло покрыть, и всех случайностей, которые можно было предвидеть, а также приняв во внимание перевозку во Францию, составила бы в итоге от шести до шести с половиной флоринов, такая расценка, когда бы ни был произведен расчет, обеспечивала прибыль моему человеку и покрывала мой риск; короче, это была бы честная сделка. Но от меня добивались, чтобы я принял в уплату ассигнации по твердому курсу, без учета возможности их падения ко дню, когда мне заплатят; к чему мне было так рисковать и затевать столь крупную игру? Поэтому я удалился, сказав министру, что беру свое слово назад и изложу письменно историю наших переговоров, которую просил бы его любезно завизировать, дабы на все времена было подтверждено, что наша Франция упустила, а наши враги приобрели такую огромную партию оружия отнюдь не по недостатку у меня патриотизма.