с превеликими трудностями, потому что синьор Ренцо да Чери и синьор Орацио Бальони
96 ранили и убивали всех, кто покидал битву у стен. Когда мы подошли к сказанным воротам, часть врагов уже вступила в Рим и наседала на нас. Когда замок уже собирался опустить решетку у ворот, образовалось свободное место, так что мы четверо вошли внутрь. Как только я вошел, меня взял капитан Паллоне де’Медичи и, так как я принадлежал к людям замка
97, заставил меня расстаться с Лессандро, что я сделал весьма против воли. Когда я поднялся на башню, в это самое время по коридорам вошел в замок папа Климент; потому что он сперва не хотел уходить из дворца Сан Пьеро
98, не в силах поверить, чтобы те могли войти. Оказавшись таким образом внутри, я подошел к некоим орудиям, за каковыми имел присмотр пушкарь по имени Джулиано, флорентинец. Этот Джулиано, глядя промеж зубцов замка, видел, как разоряют его бедный дом и мучат жену и детей; и поэтому, чтобы не попасть в своих, он не решался запалить свои орудия и, бросив запальный фитиль наземь, с превеликим плачем терзал себе лицо; и то же самое делали некоторые другие пушкари. Поэтому я взял один из этих фитилей, велев себе помогать некоим, которые там находились, у каковых не было таких страстей; навел несколько штук сакров и фалконетов
99 туда, где видел надобность, и ими уложил много людей у врагов; если бы этого не было, то та часть, что вступила в Рим в это утро, двинулась бы прямо на замок; и возможно, что она легко вошла бы, потому что орудия их не беспокоили. Я продолжал стрелять; поэтому некоторые кардиналы и синьоры благословляли меня и придавали превеликого духу. Так что я, воодушевясь, силился сделать то, чего не мог; достаточно того, что я был причиной, что замок в это утро спасся и что остальные эти пушкари снова принялись делать свое дело. Я продолжал весь этот день; когда настал вечер, в то время как войско вступало в Рим через Трастевере, папа Климент, поставив начальником над всеми пушкарями некоего римского вельможу, какового звали мессер Антонио Санта Кроче, этот вельможа первым делом подошел ко мне, учиняя мне ласки; он поместил меня с пятью чудесными орудиями на самом возвышенном месте замка, которое и называется “у Ангела”
100; это место обходит весь замок кругом и смотрит и в сторону Прати, и в сторону Рима; он дал мне под начало сколько нужно людей, которыми я бы мог командовать, чтобы помогать мне ворочать мои орудия; и, велев выдать мне плату вперед, отпустил мне хлеба и немного вина и затем попросил меня, чтобы я как начал, так и продолжал. Я, который, быть может, был более склонен к этому ремеслу, нежели к тому, которое считал своим, так охотно его исполнял, что оно мне удавалось лучше, чем сказанное. Когда настала ночь и враги вступили в Рим, мы, которые были в замке, особенно я, который всегда любил видеть новое, стоял и смотрел на эту неописуемую новизну и пожар; те, кто был в любом другом месте, кроме замка, не могли этого ни видеть, ни вообразить. Однако я не стану этого описывать; я буду продолжать описывать только эту мою жизнь, которую я начал, и то, что прямо к ней относится.
