— Ты обещал лекарство.
Марк вытащил из кармана порошок, завернутый в сухой лист одуванчика.
— Подмешивай в воду два раза в день. Завтра я дам тебе свежую порцию. Оно действует только свежим.
Это было откровенным и наглым враньем. Кетакс мог храниться при любых температурах до двух лет, но Марку хотелось, чтобы Нарайя пришел опять.
Мальчик взял сверток и развернулся, намереваясь исчезнуть в лесу. Марк спрыгнул с камня:
— Нарайя!
Тот обернулся.
— Почему вы так ненавидите ушедших к Кодду, что даже зовете их мертвецами?
Юный туземец оскалился:
— Они и есть мертвецы. Мертвец, который ходит, дышит и похож на живого, все равно мертвец. Он даже хуже мертвого. Он искривляет мир.
Похоже, искривление мира — ложь? — считалось у местных худшим грехом. Мертвые лгут, потому что выдают себя за живых. Интересно.
— А чем наиру в поселке отличаются от живых?
Пацан снисходительно усмехнулся:
— Живые говорят. Мертвые квакают, как жабы в болоте.
Марк насторожился. Что он имеет в виду — новые слова, которые туземцы подцепили от Ван Драавена? Или?…
— А ты сейчас говоришь или квакаешь?
— Я квакаю, потому что ты не слышишь речи.
— Сеску тоже квакал?
Парень помедлил и резко кивнул. Нет.
— Сеску говорил? А Ван… Кодду — он квакает?
Нарайя снова ощерился, тронь — и цапнет мелкими острыми зубками.
— Твой Кодду — юма, дух из пустоты. Он как камень, который летит из пращи и рвет все на своем пути. Он как камень, который порвал паутину.
Свирепая женщина на скале. Рядом фигурка пониже. Кожаная полоска, свист летящего камня…
— Вы убиваете тех, кто уходит к Кодду. Но самого Кодду вы не тронули. Почему?
Пацан важно и медленно скрестил руки на груди и выпрямился во весь свой невеликий рост.
— Пока секен спит, я войду в силу. И когда Небесный Свет пробудит секен, я вызову Риберата на поединок.
Ого. Следующим летом геодцу придется несладко.
— Ты имеешь в виду Кодду? Вряд ли он примет твой вызов.
Нарайя опять кивнул. Нет.
— Кодду слеп, не видит и не слышит ничего. Он только исполняет то, что говорит ему Риберата. Чтобы убить врага, недостаточно сломать его нож или порвать пращу.
— И как же ты собираешься победить Риберата? Он ведь не человек, его не ударишь ножом и не зашибешь камнем.
Мальчишка окинул землянина надменным взглядом:
— Я буду говорить с секеном. Я стану утабе-секен, Говорящим-с-Миром.
Салливан усмехнулся. Что бы там ни придумал маленький утабе, Ван Драавен вряд ли ответит на вызов. А уж его фальшивое божество точно на поединок не явится. Впрочем, не важно. Если все пойдет так, как задумал Марк, утан избавятся от бога Освободителя и без всяких поединков.
