Дверь отворилась, и мистер Сименсон вразвалку вошел в контору.
– Думаю, документации о прошлых ремонтах у вас нет, так, мэм? – спросил он, плюхаясь в кресло.
Эйприл покачала головой.
Жирные пальцы мистера Сименсона забегали по калькулятору, и он черкнул несколько цифр на листке. Когда он потянулся за каталогом, Эйприл подалась вперед:
– Я посмотрела в библиотеке перед тем, как прийти сюда. Получается около пяти тысяч трехсот.
Сименсон засмеялся:
– Я таких сумм не плачу.
– И сколько же вы дадите? – Эйприл прищурилась.
– Тысячу семьсот пятьдесят.
– Тысячу семьсот пятьдесят! – Эйприл опешила. – Но я же так о ней заботилась. Она в прекрасном состоянии.
Сименсон пожал плечами:
– Пробег большой, краска начинает блекнуть. За машину в таком состоянии много не дадут.
– Но не тысячу же семьсот пятьдесят!
Сименсон поднял руки, словно сдаваясь:
– На мне свет клином не сошелся. На вашем месте я бы попытался продать ее сам. По своей цене. Это ваше право.
Нечто в выражении лица Сименсона раздражало Эйприл; он как будто знал что-то такое, чего не знала она. И вдруг она поняла. Он чувствует, что она в отчаянии, а для него отчаяние означает слабость.
– Если только вам не срочно нужны деньги, – добавил он и ухмыльнулся.
Сьюзен вдруг проснулась, похолодев от страха. В темноте раздался громкий, пронзительный плач. Мальчик!
Она вскочила с кресла, оглядела комнату, пытаясь понять, что напугало ребенка.
Одному Богу известно, сколько времени он стоял в кроватке, вцепившись в стенку и раскачиваясь. Сьюзен подбежала к нему, выхватила из кроватки и крепко прижала к себе.
Ребенок заходился истошным криком – она никогда никого не видела в таком состоянии, тем более такого малыша. Сначала он попытался вырваться у нее из рук, но потом узнал ее и крепко обнял.
– Ш-ш-ш, – нежно приговаривала Сьюзен. – Я с тобой. Все хорошо.
Но ничего хорошего не было. Все было плохо, хуже не бывает. Мальчик перенес невыразимые страдания, и это так просто не пройдет, сколько бы они ни обнимались. Сьюзен тут же дала молчаливый обет, что никогда не обманет этого беспомощного ребенка.
– Я не знаю, что с тобой было, миленький, но больше никто не причинит тебе вреда. Я с тобой, и ты в безопасности.
Она качала его, шептала на ушко нежности. Его дыхание постепенно становилось ровнее, а маленькое тельце расслаблялось. Через пять минут он совсем успокоился и с любопытством начал оглядывать комнату. Но бог мой, как же от него пахло!
– Ты не против, если мы умоемся? – спросила она.
