Так и не дали ей заснуть обиды–воспоминания. Навалились толпой, ослепили яркими болезненными вспышками, истеребили всю душу напрочь. Оттого и утром встала злая и нервная, и на работу заявилась в таком состоянии, с внутренней истерикой в обнимку. А что – оно ей, между прочим, на пользу даже пошло. Так вот взяло и получилось неожиданно, что на пользу. Потому что именно в этот день на фирму принесло вдруг отсутствовавшую уже третью неделю подряд начальницу…
Никто и не знал, что она именно сегодня заявится. Утром собрались как обычно в Асином «бистро» за кофейным перекусом, расположились поудобнее, кто где. Ничто, так сказать, и не предвещало… И вдруг дверь открывается резко, а на пороге – Катерина. Оглядела всех грозно – народ жевать перестал от страха. Потом остановила взгляд на Асе и головой в сторону своего кабинета мотнула – зайдите, мол. Ну, Ася и зашла… Так зашла, что потом со стыдом про все это вспоминала. Во–первых, заходя, она ужасно громко хлопнула дверью. Во–вторых, ее трясло всю. А в–третьих, так визгливо–некрасиво орать начала, будто и не она это была вовсе, а базарная тетка с улицы…
— Вам что, для людей куска хлеба жалко, да? Вам приятнее жить, когда люди голодные ходят? Подумаешь, объели! Да у нас пять лет эта традиция существует – утром всем вместе кофе пить! И никому она еще не помешала! Наоборот даже! А вы тут свои порядки заводите! И нечего на нас зло срывать! Вот так вот! И можете меня теперь увольнять! И пожалуйста! Мне вообще сейчас терять нечего…
Все это Ася прокричала–проговорила с пафосом, стоя посреди Катерининого кабинета и высоко и горделиво задрав голову. И – о, боже! — не испугалась нисколько. Даже удовольствие получила. Просто поняла вдруг, какое это огромное удовольствие – говорить вслух то, что думаешь. Выбрасывать из себя эмоции. Ни с чем несравнимым удовольствием оказалось это колючее состояние конфликта, которого она раньше так боялась. А отправив в бедную Катерину все накопившиеся в ней иголки, Ася развернулась на каблуках и совсем было направилась к двери, как вдруг услышала за спиной Катеринин звонкий смех, и обернулась растерянно. Начальница, сидя в крутящемся кресле–троне, и впрямь заливалась смехом. Не злым, а самым настоящим, придурочно–веселым, как будто ей анекдот завлекательный рассказали.
— Ой… Погодите, Ась, не уходите… Ой, не могу, умру сейчас… — махнула она Асе рукой, показывая в кресло. – Вы посидите, я сейчас…
Отсмеявшись и утерев платочком выступившие слезы, Катерина откинулась на спинку кресла и произнесла доверительно:
