Стоя в переполненной воскресной электричке плечом к плечу с рванувшими на природу горожанами, она с удовольствием подумала о том, как хорошо сейчас прогуляется от станции до Жанночкиной дачи, побродит по осеннему желто–красному лесу, пошуршит листьями под ногами, подышит чистым лесным успокоительно–целебным воздухом. Ася вообще любила осень. Она всегда представлялась ей некой увядающей женщиной–красавицей, очень умной и доброй, и щедрой, и мудрой необыкновенно. А зима – злой седой старухой. А весна с летом – глупыми амбициозными девчонками, требующими всеобщего поклонения своей незрелой еще красоте.
Да уж. Вот так вот. Прям хоть стихи пиши, как Пашка…
А проклюнувшаяся давеча в голове мыслишка все не давала ей покоя. Перла и перла в росте, из крохотного росточка–зародыша быстро превращаясь в тонкий нахальный стебелек, и портила романтическое настроение, и нашептывала, будто издеваясь: «Давай, Ася, давай…Ты еще бегом от станции побеги…Там же тебя твоя Жанночка ждет не дождется, и гневаться будет за твое опоздание…»
Сойдя с электрички, Ася, будто наперекор этой наглой мыслишке, отправилась на дачу самой дальней дорогой, извилисто обвивающей живописные пригорки, потом мимо реки, потом по широкой тропе березняка, сплошь засыпанной желтыми трогательно–маленькими листьями. Белые тонкие стволы берез вызвали у нее острую к ним жалость, хотелось подойти и ласково провести рукой по махристым, отделившимся от стволов тончайшим нежным пленочкам, пригладить–причесать их ласково. Сойдя с тропы, Ася вышла на давно уже ею облюбованную поляну, встала в самый центр, покружилась и остановилась, и улыбнулась навстречу грустному кружению берез, которые и сегодня приняли участие в этом их общем с ней белом танце. Правда, не таким уж он и белым был. Желтым, скорее. Это он весной белым бывает. Она на этой поляне всегда так вот кружилась–танцевала вместе со знакомыми березами, так вот дружила с ними все эти годы, что ездила к друзьям Соколовым, Жанночке и Левушке, на их дачу. Они даже потешались над ней всегда. И усмехались снисходительно этим ее странным романтическим порывам – с березками она танцует, видишь ли… Прямо как дитя малое, слабое и хилое. Не проследи за ней, и улетит куда–нибудь в порыве своем. А муж, Павлик, ее всегда понимал. Он и сам любил прогуляться с ней по лесу, не любил долго сидеть за высоким бетонным забором дачи. А однажды вдруг предложил Левушке раскрасить–разрисовать нудно–серый дачный забор, и даже свои фантазийные версии на эту тему начал ему излагать, да только Левушка остановил его пыл, пояснив, что он человек серьезный и себя сильно уважающий, и вообще – непростое положение бизнесмена его ко многому в этой жизни теперь обязывает, и подобной глупости он себе позволить никак не может. Ася помнит, как Павлик усмехнулся тогда понимающе и промолчал…
