От невыносимости сгустившегося за столом молчаливого хозяйского напряжения Ася старалась вовсю – чуть только не подпрыгивала на своем стуле, выражая таким образом майский день да именины сердца от необыкновенности и изысканности хозяйских блюд: и болтала не переставая, и глаза закатывала к потолку, и мычала, и стонала, и другими всяческими способами пыталась выслужить к себе расположение именинницы. Только, видно, плохо это у нее получалось. Жанна сидела за столом с презрительно–оскорбленным лицом и даже не смотрела в ее сторону – будто терпела с трудом чужое здесь присутствие. И Лева молчал. Обиделись. Испортила им Ася праздник. Как будто она сама по себе им и не подруга вовсе. Конечно, с Павликом и Светой веселее, кто ж спорит–то? Будь они здесь, не сидели бы они сейчас с такими постными и оскорбленными физиономиями, а устроили давно бы уже развеселые песни да танцы. Левушка бы дурачился да ерничал вовсю перед Светкой, изображая галантного – а главное! — молодого кавалера, а Жанночка лезла бы с пьяными объятиями к Павлику, раскиселившись от его грустно–романтических песенок. А ей бы пришлось мыть посуду на кухне…
Без всех этих развеселых удовольствий застолье кончилось очень быстро. Ася, как всегда, вызвалась было помыть посуду, но Жанночка даже и этого ей не позволила, только взглянула на нее льдисто–холодно и промолчала. Паузу выдержала. Тяжелую такую паузу, как глыбу черную. А из Аси от страха перед этой паузой все лезла и лезла перепуганная суетливая веселость, будто дергал ее кто изнутри, как свинью на веревочке. И даже когда на свободу, на улицу то есть вышла, долго еще изнутри колотило ее всю от этого напряжения – ну не могла она, физически просто не могла выносить, когда Жанночка на нее сердится–обижается. И молчит. И с мазохистским удовольствием паузу эту тяжелую держит…
А потом еще целых две недели Жанна ей не звонила. Продляла себе удовольствие. Знала ведь прекрасно, как она переживает…А Ася в свою очередь на Свете досаду срывала, плакала и капризничала по любому поводу, и закатывала дочери истерики из–за оставленной в мойке невымытой тарелки, брошенных небрежно на спинку стула впопыхах стянутых джинсов, тройки по английскому, позднего возвращения, громкого смеха, слоновьего утреннего топота, — да мало ли можно причин найти для своего недовольства…Она и на Пашку бросалась бы точно так же, наверное, да только дома его не было практически. Пропадал где–то Пашка целыми днями и вечерами. Утром уходил – она еще спала, ночью приходил – она уже спала. Вот же поганец… Сам эту историю с протестом своим дурацким закрутил и с поля боя смылся. Это вместо благодарности, что ли, что его в люди хотят вывести? А ей как теперь одной все это расхлебывать прикажете? Просто не дети ей достались, а безжалостные роботы какие–то…
