О, мой ангел… | страница 45



— А что я?

Она отступила и уперлась спиной в перила.

— Ты счастлива?

Он придвинулся ближе и погладил Надю по щеке. Его жадный взгляд скользил по ее губам. Он склонил голову.

— Ответь мне, Надя. — Его горячее дыхание опалило ее. — Ответь, что сделает тебя счастливой?

Он коснулся ее губами, когда Надя чуть приоткрыла рот, уклоняясь от его ласки.

И все же Оуэн почувствовал, как нежные руки обняли его за шею, а ее грудь прижалась к его груди. Он поцеловал Надю. Кончик языка проник сквозь зубы. Он вдыхал в себя аромат ее тела. Мысли о том, чтобы сделать Надю счастливой, вылетели у него из головы. Он хотел только ее тела и чувствовал, что она хочет того же. Оуэн жаждал войти с ней в пустой дом, подняться по лестнице, положить Надю на кровать и любить горячо, страстно, до тех пор пока не иссякнут силы. Оуэн огладил крутые бедра, провел руками по округлым ягодицам и крепко прижал Надю к себе, дав ощутить, как он вожделеет ее. Ему казалось, что снять терзавшее его напряжение он не сможет и за шестьдесят лет.

— Надя! — Он со стоном произнес это имя, оторвавшись от ее губ. Потом ослабил объятия и стал покрывать поцелуями щеки, глаза, шею, на которой трепетала жилка. Оуэн готов был впиться в нее.

— Скажи, — умолял он, задыхаясь, — что сделает тебя счастливой?

Надя, закрыв глаза, безмолвно молилась на русском языке. Только святые слова могли вдохнуть сейчас в нее мужество, веру и силу противостоять ослеплению страстью. Позволив Оуэну войти в дом, быть с ней рядом в кровати, она рискует омрачить свою жизнь. Она была неприступна долгие годы, отвергала многих, у нее не хватало ни сил, ни времени заниматься чем-то иным, кроме семьи и музыки. Может быть, только тогда, когда будет записана пластинка, она найдет возможность для свиданий. Для нее Оуэн оставался опасным человеком, хотя сердце подсказывало совсем другое.

Отпрянув от него, она смогла только вымолвить:

— Возвращение музыки сделает меня счастливой.

6

Оуэн стоял в тени сарая и с благоговейным трепетом наблюдал, как Надя творит заклинания. То, что он видел, не оставляло сомнений: Надя — ведьма. Ее нежный, мелодичный голос был еле слышен, он словно шел из глубины груди, а пальцы ритмично перебирали струны гитары. Оуэн не имел ни малейшего представления, на каком языке произносила Надя слова, но их музыкальность зачаровывала. Удивительно было и то, что она как будто не ведала, что делает. Надя даже не заметила, как он вошел в сарай. Сначала Оуэн подумал, что к ней вернулась музыка, но потом догадался: Надя вновь и вновь повторяла одну и ту же молитву или песню, но только на разных языках.