— Я не поеду, и ты не можешь заставить меня. Ты не должен. Там будут люди… А я не хочу видеть их. Я… — С шумом отодвинув посуду, она вскочила. — Каждый раз одно и то же! «Сделай так, мачеха, сделай эдак!» И я делаю. Ты… Ты не даешь мне поступать, как мне хочется! — Она вдруг разрыдалась, горько, безутешно.
Леоне резко поднялся из-за стола и подошел к ней, на ходу успев отдать очередной приказ:
— Венеция, пойди с тетей в ее комнату. Проследи, чтобы она приняла снотворное, и побудь с нею ровно столько, сколько понадобится. А ты, Микеле, пожалуйста, вызови ей доктора. И поскорее…
Но его слова были прерваны вырвавшимся у рыдающей мачехи громким «Нет!», приведшим его в замешательство.
— Хорошо, — проговорил он наконец. — Тогда чуть позже. Если тебе не станет лучше. Венеция…
Та неохотно поднялась из-за стола.
— Я пойду с нею, но не надолго. У меня сегодня днем дела. — Она посмотрела на Микеле. — Ничего страшного не случится, если ты, дружок, для разнообразия побудешь один разок с тетей Дорой! Или ты! — с вызовом проговорила она, глядя на Леоне.
Но тут вмешалась Аликс.
— Можно я пойду? — спросила она у Леоне, чувствуя на себе все тепло его благодарного взгляда.
— Ну, если вы считаете, что могли бы… Если вам хочется… — смущенно проговорил он.
— Пожалуйста, — попросила Аликс и тут же уверенно прибавила: — И пусть никто к нам не заходит, пока мы не позовем. — Она улыбнулась, глядя в заплаканные глаза синьоры. — Нам хочется побыть наедине, отдохнуть от всех и поболтать о своих женских делах.
Она взяла синьору за руку и направилась к выходу, оставив всех троих в полном замешательстве.
Наверху, в спальне синьоры, некоторое время еще продолжались слезы и протесты, вызванные властностью Леоне, но вскоре Аликс удалось переключить несчастную женщину на другие вещи. Синьора категорически не хотела спать и отказалась принять снотворное. И все же она довольно быстро успокоилась, и Аликс поняла, что ей, в сущности, нужно было совсем немного. Она просто нуждалась в собеседнице, кому могла бы поведать свои мысли, надежды, опасения. Ей нужен был кто-то, кто развеял бы ее тревоги и утешил в минуту горестных раздумий, кто-то, кто обладал бы обыкновенным терпением, каковым не могла похвастать Венеция.
Они говорили о прическах и об одежде.
— У тебя такие чудные волосы! Где ты их укладываешь, милая? Венеция, кажется, ходит к Росси. Хочешь, я попрошу ее и она возьмет тебя с собой? Только зачем? Твои волосы и так выглядят прекрасно. Не то что мои. — Она провела рукой по волосам. — Тут даже Росси бессилен. Я бы и обратиться-то к нему теперь не отважилась. Ну сама посуди, что это за бедлам на голове? А знаешь, когда-то Аугусто, мой муж, говаривал, что влюбился в мои волосы. Я вправду ими гордилась — густые были, шелковистые. А теперь что? Посмотрел бы сейчас на них мой бедный Аугусто!
