Эмма видела странный сон. Будто бы она выходит из мрачного темного туннеля, где долгое время была заключена и боялась, что уже никогда не увидит солнце. Однако во сне все случилось само собой. По тропинке она вышла из туннеля в другой, прекрасный мир, где осины дрожат на ветру, поблескивая листьями красного и желтого цвета, где солнце теплое, но совсем не обжигающее.
Она чувствовала себя сильной, счастливой и любимой…
Эмма открыла глаза. На придвинутом к кровати стуле сидел Гаррет с кружкой в руках и не сводил с нее глаз.
— Привет, спящая красавица, — пробормотал он. — Я уже начал беспокоиться.
— Беспокоиться? — сонно переспросила она.
— Я дважды разговаривал с Лондоном, один раз с Парижем, три раза со Швейцарией. Позавтракал…
— О боже, который час?
— Расслабься, еще только восемь.
— Как же может быть только восемь, если…
— Проще простого. Дорогая, все эти города расположены в другом часовом поясе, и в них сейчас разгар дня. Вот если бы мне нужно было поговорить с Токио, тогда другое дело.
Эмма улыбнулась. Она надеялась, что он поболтает еще. О чем угодно. Пусть даже о часовых поясах. Проснуться рядом с ним было даже лучше, чем во сне. Сентиментально? Ну и пусть.
— Заметь, что я не залез обратно к тебе в постель, — сказал Гаррет, — за что, я думаю, ты должна меня поблагодарить.
— А почему?
— Потому что я видел, как ты утомлена. По сути дела, ты спала так крепко, что я даже несколько раз подходил, дабы убедиться, что твое сердце все еще бьется.
— Какой хитрый предлог, чтобы пощупать девушку.
Гаррет серьезно кивнул.
— Лучшее, что я мог придумать за такой короткий срок. Но будь моя воля, я бы стоял на страже возле тебя весь день. Нельзя так переутомляться, детка. Ты везешь на себе слишком тяжелый груз. Но я не был уверен, что могу позволить тебе спать дольше, поскольку не знаю твоих планов на сегодняшний день.
Эмма закрыла глаза.
— Сегодня днем у меня занятие с трудными детьми, подростками тринадцати-четырнадцати лет. Они пока еще не нарушали закон, но недалеки от этого.
— Только не говори, что и с ними будешь рисовать пальцем, — поддразнил Гаррет.
— Нет, мы будем расписывать стену. Я пытаюсь привить маленьким дебоширам любовь к прекрасному. Речь идет об их комнате для занятий, поэтому им разрешено разрисовывать ею всю, от пола до потолка.
— Значит, ты должна заниматься с кучкой своенравных, неуправляемых, задиристых подростков…
