Запах растущих во дворе пионов витал в горячем, влажном воздухе, такой дразнящий, такой возбуждающий.
Гаррет с огромным трудом удержался, чтобы не поцеловать ее — частично из-за того, как она смотрела на него. В ее глазах застыла мольба.
Она помолвлена, промелькнуло в его воспаленном сознании, а он не охотится на чужой территории. Но даже когда они были юными, он никогда не испытывал такого сильного желания. А в тридцати пять обнаружил, что внутри него, оказывается, таится сильнейшая неутоленная потребность, потребность, идущая из самого сердца, невыносимая пустота одиночества, о которой он даже не подозревал. Пустота, которую могла заполнить только женщина, стоящая сейчас перед ним.
— Не надо, Гаррет, — прошептала она мягко, умоляюще.
Он услышал дрожь в ее голосе и тут же отпустил ее запястье и отступил на шаг назад.
— Я ведь не напугал тебя, нет? Я бы ни за что на свете не причинил тебе боль, Эмма…
— Я знаю.
— Но не стану лгать. Я очень хочу тебя.
— Ты всегда был безнадежно честным. Разве тебе никто не говорил, что нельзя быть таким прямолинейным?
Она явно хотела, чтобы он улыбнулся, пыталась хоть как-то ослабить возникшее напряжение. Но Гаррет никак не мог заставить себя улыбнуться, даже для нее. Вместо этого он коснулся ее щеки тыльной стороной ладони.
— Возможно, ты не чувствуешь того же, что чувствую я.
Она резко вдохнула.
— Чувствую, поверь.
— Значит, и с ним ты это чувствуешь? Когда вы занимаетесь любовью? — Ему не хотелось смущать Эмму, но он должен знать. Гаррет просто не представлял, как можно любить мужчину и одновременно желать кого-то еще. Он должен докопаться до истины.
Эмма отвела взгляд.
— Я точно не знаю, Гаррет. Мы с Ридом… не настолько близки.
— Что? — Должно быть, он ослышался. Они же помолвлены. Как они могут не спать вместе?
Она тяжело вздохнула и подняла глаза к небу, словно ища там поддержки, затем начала спускаться по лестнице.
— Если что-нибудь из того, что я принесла, тебе не понравится или не понадобится, просто крикни, и я приду и заберу, — будничным тоном произнесла она.
Гаррет свесился через перила, наблюдая за соблазнительным покачиванием ее стройных бедер.
— Означает ли это, что ты не сердишься на меня за неуместные вопросы?
— Разумеется, сержусь. Ты такой же баламут, каким был всегда. Но, слава богу, мне уже не семнадцать.
Что верно, то верно. Теперь ты во сто крат красивее. И горячее.
— И ты всегда любил играть с огнем. Но думаю, эта незначительная неловкость между нами не помешает нам встречаться время от времени.
