Наконец фотограф счел, что сделал достаточно снимков. Когда Алисия и Дейвон добрались до своих мест, арфистка взяла последний аккорд, и музыка смолкла. Из органа, установленного позади украшенного белыми цветами алтаря, полились медленные торжественные звуки. Дейвон непроизвольно отметила, что органист при всем своем старании отчаянно фальшивит.
Алисия прошептала ей на ухо:
— Это играет сестра Бенсона. Она очень хотела. Бенсон не мог обидеть ее отказом. Ох, Дейвон, мне так страшно. Зачем я только согласилась? Не надо было мне выходить за него замуж. Я уже далеко не девочка, пора бы иметь свою голову на плечах.
— Перестань, мама, уже поздно жалеть. Давай-ка будем держаться как подобает, — сказала Дейвон, беря мать за руку и стараясь шагать в такт музыке. Это было нелегкой задачей, но по крайней мере отвлекло внимание Дейвон от гостей, священника, ожидавшего их, и от двоих мужчин, стоявших у алтаря. Бенсон — жених и Джаред — его сын. Оба они стояли спиной к приближающимся женщинам.
Бенсон был несколько ниже сына. Его седые, но густые волосы были идеально уложены. Когда орган взял мажорную ноту вместо минорной, он обернулся, увидел идущую к нему Алисию и заулыбался. Он не был так хорош собой, как Джаред, фигура была полноватой, но выглядит он очень симпатично, подумала про себя Дейвон. В отличие от Джареда. И улыбка его выражала мягкость и доброту. Тоже очень непохоже на его сына.
Доброту Дейвон считала первейшей и главной добродетелью. Она давным-давно поняла, что подделать ее невозможно. Дейвон незаметно шепнула матери:
— Ты сделала правильный выбор, мама. — И была вознаграждена благодарной и растроганной улыбкой Алисии.
Орган издал неуверенный дрожащий звук, но следом раздались триумфальные последние аккорды свадебного хорала, от которых Дейвон невольно вздрогнула. И тут Джаред тоже обернулся.
Он даже не удостоил невесту взглядом. Его глаза были устремлены на дочь невесты, и Дейвон могла отдать голову на отсечение, что шок, в них отразившийся, ей не померещился. Она опустила глаза с видом, подобающим самой непритязательной и скромной женщине. Точнее, если использовать его же слова, женщине, не стоящей второго взгляда. Потом на ее губах появилась самая невинная и легкая улыбка.
Но когда она подняла голову, эта улыбка была адресована исключительно Бенсону.
До самой последней минуты Джаред думал, что ему предстоит вести Алисию к алтарю. Эту обязанность он, конечно, исполнил бы так, как положено. Но когда они с отцом вышли из дома, Бенсон сказал:
