Еще был белый день и света хватало, а потому, как только By бросил трубку, я тоже положил свою и кинулся через пустырь к «Доброй гавани», где взял взаймы у Хоппи его «Полароид», которым он фотографирует аварии. Делая снимки, я проводил собственный количественный анализ, подсчитывая бусины. Одиннадцать бусин на четвертом ряду превратились в тринадцать, другие ряды тоже выглядели как будто полнее. В грязи валялось теперь совсем мало бусин. Подушка сиденья стала настолько приличной, что ее можно было (ну, почти можно положить в мою машину, если бы она у меня была.
Мурашки побежали у меня по спине. Не нравится мне все-это.
Я вернул Хоппи его фотоаппарат и направился в офис длинной дорогой, пытаясь разобраться что к чему. Интересно опавшие листья полетят теперь вверх и снова закрепятся на ветках? А у «вольво» появятся четыре задние скорости? Думая обо всех этих штуках, я настолько забылся, что сунул фотографии в контейнер, обозначенный «OUT», на принадлежащем Випперу Виллу факсе раньше, чем успел вспомнись (надо бы сказать «сообразить»), что у меня нет канала выхода. Я мог говорить с By, когда он мне звонил, но ничего не мог отправить ему по факсу.
Я ощутил какую-то извращенную радость: я сделал, что мог, а теперь устал. Устал от мыслей о Вселенной. Мне предстояло важное, можно сказать, историческое свидание, не говоря уж об адвокатском экзамене. Достав из холодильника вишневую диетическую «колу» без кофеина и разложив на подоконнике «Юридический журнал», я погрузился в приятные размышления. В основном о Кэнди и той, последней, пуговичке на ее униформе.
Служащие хантсвиллского Департамента озеленения имеют множество обязанностей, которые выходят за рамки обычного рабочего времени с девяти до пяти. Некоторые из них бывают интересными, некоторые — даже увлекательными. И раз уж Кэнди любит свою работу, то я пытаюсь разделять ее интересы (то есть сопровождать ее), когда это возможно. В тот вечер мы должны были посетить рыбный обед (наверное, надо написать Рыбный Обед) в «Северном объединении баптистской церкви», где Кэнди, в безупречно отглаженной форме цвета хаки, была почетной гостьей. Рыба оказалась как раз такая, как мне нравится — прудовой сомик в кукурузной лепешке, — однако я так и не сумел расслабиться и получить удовольствие. Все думал, что будет дальше, хотелось побыстрее оказаться у Беличьего хребта, у горы, я имею в виду. Но у баптистов хорошо то, что они ничего не затягивают — в 9:15 мы с Кэнди уже любовались горным пейзажем. Ночь была прохладной, мы сидели на еще не остывшем капоте «Р-1800», а перед нами расстилалась долина, полная огней, похожих на плененные звезды. Ладони у меня вспотели. Это должна быть ночь, когда я сделаю предложение, а она его примет (со всеми вытекающими из этого для меня привилегиями).
