На войну, по арматурному списку, каждый казак должен взять собственное и возимое в сумах и на себе имущество: три пары белья, двое шаровар, две пары сапог или одну пару сапог и ноговицы с чувяками, два бешмета (один ватный, стеганый), две черкески, две папахи, бурку, башлык и однобортную овчинную шубу, сшитую по-бешметовому, чтобы надевать ее под черкеску в холода. Все это он вкладывал в свои кавказские ковровые сумы и возил в тороках на своей лошади. Зимой ко всему этому вьюку прибавлялись валенки, полученные из интендантства. Валенки не влазят в стремя, и у каждого казака к левому стремени привешена большая петля из веревки. В теплые дни — валенки в тороках, на задней луке. На передней же луке — саквы для зерна, сетка для сена, вьючка и прикол для одиночной привязи коня. Все это было очень громоздко. Казак носил на себе 250 боевых патронов. Часть их была в патронташе, часть в торбе, а остальные — в сумах.
В сумах же и полный комплект тяжелых казенных подков на четыре ноги. Где-то привязан казенный медный котелок.
Сетка для сена и прикол скоро были выброшены за непригодностью с разрешения начальства. Две пары белья, «по раскладке», вложены в седельную подушку. Оно спрессовано, стало затхлым и давным-давно не стирано…
Идет дождь или снег. Все казаки в бурках. Вдруг перестрелка. Казаки быстро спешиваются, как попало увязывают мокрые бурки в торока и бегут в цепь. Теряется время для боя, где порою дорога каждая минута.
За полтора года войны мы ясно заметили эти недостатки, оглянувшись назад…
При первой же встрече, в самом начале 1915 года, с сотником Колей Бабиевым в Алашкертской долине мы сразу же подружились. Он привлек внимание кавказцев к себе своим постоянным молодечеством.
В мрачной хижине-норе, в нашей ли 3-й сотне подъесаула Маневского, или в гостях у него, в такой же норе, в долгие зимние вечера, лакомясь чаем с печеньем, как единственным доступным тогда удовольствием, мы вызывали своих сотенных песенников. Пели с ними песни, переплетая их лезгинкой с гиком, с гамом, с дикими выкриками, словно чтобы рассеять, забыть, отбросить, прогнать нашу тусклую боевую жизнь. В холоде, в голоде фуражном и в замороженной, заваленной снегом позиционной войне против турок, занимавших тогда Клыч-Гядукский перевал перед нашими полками — 1-м Кавказским и 1-м Лабинским.
— Джембулат! Вы будете наш «младший брат Кабарды»! — вдруг выкрикнул он в один из наших «концертных вечеров». И тут же объяснил свое желание так:
