Вика вернулась из душа в шелковом китайском халатике, надетом явно на голое тело, посмотрела на Ванечку:
— Ты о чем думаешь?
— Ни о чем.
— Тогда иди в душ!
Когда Ванечка вернулся в комнату, там горели свечи, постель была уютно разложена, взбитые подушечки лежали рядом, край одеяла отогнут, как конвертик. Некоторое время оба сидели на самом краю постели, соприкасаясь бедрами и сложив руки на коленях, как фараоны, и не знали, что им дальше делать. Наконец, Ванечка быстро чмокнул Вику в ухо, как клюнул. Вика хихикнула:
— Ой, щекотно!
Тогда Ванечка поцеловал ее в губы долгим-предолгим поцелуем. Халатик тут же и раскрылся, соскользнул с плеч. Оба повалились в постель.
После близости Вика почти сразу уснула, но испуг еще жил в ней. Ночью она вскрикивала, тряслась и дрыгала ногами. Ванечка легонько прижимал ее к себе, и она затихала. Утром проснулись рано, позанимались любовью, потом снова заснули и проспали до одиннадцати. Вика капитально опоздала на работу, носилась, причитая и роняя одежду, туда-сюда из ванной в комнату и обратно. Одежда и косметика на ней появлялись постепенно: стачала одни трусики, потом на них колготки, потом бюстгальтер, потом уже другой бюстгальтер вместо прежнего, потом блузка и в последнюю очередь — юбка. Вышли из дома вместе, Вика чмокнула Ванечку в щеку и унеслась по направлению к метро. Больше Ванечка ее никогда не видел.
Ванечка сразу же позвонил Корабельникову, который должен был считывать записи с камер наблюдения, установленных в этом же доме. Договорились встретиться на углу. Ванечка осмотрелся: в свете дня гаражи уже не казались такими страшными, как ночью. Улица рядом кишела народом. Ванечка подошел к ларьку и перекусил там парой только что испеченных блинов. Там работало радио. Обещали кратковременные дожди, но пока что теплое прикосновение солнца ощущалось даже сквозь легкую облачность.
В этот момент на своей коптящей и утробно урчащей «бэхе» подъехал Корабельников, коротко просигналил.
— Ну что, записал? — спросил его Ванечка, бухнувшись на заднее сиденье грязно-серебристого БМВ.
— Записать-то я записал, только там одни эти охи да стоны. Одна ебля и больше ничего. Я сам чуть не кончил. Считаю, нужна надбавка за вредность. Пусть Катя сидит, слушает — ей наверняка все равно, или пусть берет с собой вибратор, а я не могу! Или с подругой меня запускайте. У меня нервная система очень хрупкая.
— Что они делали? О чем говорили?
— Ну, то самое и делали. А что, ты ожидал, они там будут делать? Что люди вообще делают, когда остаются одни? Два мужика неизбежно начнут бухать, две бабы — уж не знаю что, но наверняка трепаться о мужиках или о детях, или о шмотках, а мужик с женщиной — это самое и будут делать. — Он выразительно пощелкал пальцами. — А чего ты ожидал? Если бы они о деле говорили, всяко бы где-нибудь засели в кафе на людях, а не заперлись в спальне. А о чем они говорили хочешь знать? Я тебе скажу: «Давай теперь повернись… Тебе хорошо? Ты уже кончил?» Тфу! В кино постоянно показывают какую-то херню, все там красиво, а в реальной жизни сам процесс ебли мало эстетичен. Я считаю, это дело исключительно только двоих, и никому на это смотреть нельзя. Правильно запрещают порнуху!
