— Я друг семьи, — сказал он.
— Правда? — хмыкнула женщина. — Так вот, они здесь больше не живут. Переехали в Нью- Джерси.
— Это все объясняет.
— Три недели назад.
Хеннесси поблагодарил соседку и через лужайку двинулся к машине. Он уже опаздывал на работу, поэтому включил зажигание, развернулся и поехал к Харвейскому шоссе. Но прежде чем включить рацию, он завернул в аптеку и купил большой флакон пептобисмола. Открутив крышку, он сделал солидный глоток, потом открыл бардачок и сунул туда флакон. Он просто немного опоздал, вот и все. От этой мысли ему почему-то стало так тошно, что захотелось нажать на газ и умчаться куда глаза глядят.
Все вокруг покрывал тонкий слой наледи. На первый взгляд незаметная, она только и поджидала, пока какой-нибудь неосторожный прохожий ступит на проезжую часть. Двери машин примерзали и не желали открываться, ветви на деревьях трескались и падали наземь, светофоры так обледенели, что красный свет нельзя было отличить от зеленого, а идущего человечка от стоящего. Покойничья гора покрылась настом, санки по наезженной колее слетали со склона быстрее молнии. Вечерами от света фар на Южном шоссе все расплывалось в глазах, днем яркий солнечный свет, отражаясь ото льда, слепил и вызывал головокружение, так что те, чьи санки переворачивались, сначала какое-то время лежали на снегу, а потом в панике вскакивали, боясь, что примерзнут и так и останутся лежать до весны, пока Покойничья гора не оттает.
Но ни наледь, ни необычные для этих краев морозы не мешали Джеки Маккарти каждую пятницу намывать свою «шеви» и дважды в месяц, по субботам, натирать ее воском. Он надевал черные хлопчатобумажные перчатки с обрезанными пятыми, в которых удобнее было держать ватные палочки, — при помощи их он счищал грязь с блестящих хромированных дисков. Другими инструментами ему служили автомобильный воск, тепло собственного дыхания и мягкое посудное полотенце, стащенное из кухонного ящика матери. Все это позволяло добиться идеального блеска, так что в заднее крыло можно было смотреться как в зеркало. Он всегда оставлял ключ в зажигании, опускал стекло и включал радио. За работой пел «Oh baby» или «Sweet Little Sixteen» и, когда краешком глаза перехватывал в боковом зеркале свое отражение, начинал принимать разнообразные позы, как на сцене. Да, думал он про себя, самое то!
Джеки казался себе везунчиком и вообще крутым парнем. Теперь деньжата у него не переводились практически никогда. Они с Питом и Домиником Амано увели из гаража Святош очередную машину, новехонький, купленный всего две недели назад «кадиллак» мистера Шапиро. Перед тем как отогнать его на бульвар Квинс, где двоюродный брат Пита расплатился с ними чистоганом, они поехали кататься на Джонс-Бич, прямо по снегу, который еще не успели убрать с шоссе, и это была едва ли не лучшая поездка за всю жизнь Джеки. Да, утром настала расплата, потому что это ему пришлось стоять рядом с отцом и переминаться с ноги на ногу на морозе, когда Святой открыл гараж и увидел, что «кадиллака» и след простыл. Джеки полагал, что в состоянии предугадать его реакцию, и в каком-то смысле даже предвкушал, как Святой взорвется. Когда тот вставил ключ в замочную скважину, Джеки набрал полную грудь воздуха. «Ну, все, — сказал он себе. — Сейчас старик наконец психанет, разорется, может, даже врежет мне». Но как только дверь отъехала в сторону, Святой просто замер и остался стоять столбом, а потом привалился к промерзшей кирпичной стене, будто получив удар под дых.
