– Ну что ж… У него, похоже, для этого есть целая вечность, – рассмеялся Бак, и девушка закатила глаза. – Ну, по крайней мере, газеты, кажется, согласны с тобой по поводу этого Шунмейкера. Они предсказывают, что вы с Генри будете помолвлены еще до конца сезона, – продолжил Бак, довольно потирая руки и выпучивая глаза. – Они даже поместили слова астролога, который все подтвердил.
Пенелопа ощутила в груди пьянящую горячую волну радости и абсолютной уверенности и едва сдержалась, чтобы не запрыгать и не захлопать в ладоши.
– Честно говоря, они могли бы сэкономить на астрологе и просто спросить мисс Ветмор, – продолжил Бак. – У них обеих вчера ночью был такой вид, будто их хватил удар от вашего танца. Они сразу все поняли.
– Аделаиде Ветмор точно не помешал бы удар, – быстро парировала Пенелопа, стараясь сдержать радостное волнение.
Мысль о том, что в общественном сознании и на страницах светской хроники они с Генри уже были провозглашены парой, наполняла ее невыразимым блаженством и трепетным восторгом. Он так долго и тщательно хранил их секрет, но все оказалось напрасно. Теперь все всё знают, и Нью-Йорк замер в нетерпеливом ожидании. Скоро даже Элизабет придется признать, что единственный совершенный мужчина Нью-Йорка принадлежит Пенелопе. Она прикусила губы, чтобы сдержать расплывающуюся улыбку.
– Все равно слишком помпезно. Кому нужна эта шумиха по поводу маленькой вечеринки? В следующий раз не стоит допускать таких разговоров.
– Согласен.
Впрочем, жаловаться Пенелопе было не на что. Разумеется, некоторые заметки являли собой библейское порицание обнаженных плеч красавицы, но большинство публикаций были длинными хвалебными статьями об изысканном вечере. И Бак был прав: нет большего удовольствия, чем вызвать зависть всего общества. Не говоря уже о содействии газет ее замыслу. Отныне все засвидетельствовано прессой и звездами: Генри будет принадлежать ей и только ей!
Снаружи раздался звон колоколов с церкви Св. Патрика. Три часа дня. Пора.
– Баки, – сказала Пенелопа, вставая. – Тебе надо сейчас уйти.
– Но Пенни, – растерянно возразил он, – мы же еще так много собирались обсудить. Например, наряды…
– Знаю, Баки, но у нас в запасе целая неделя, – уверенно ответила она, подходя к легкому креслу, на котором он сидел, и протянула руку. Бак нехотя принял ее; он выглядел жалким и расстроенным. Он раздражал Пенелопу только в одном случае – когда вел себя, как брошенный щенок.
Бернадин, старшая служанка Хейзов, стояла у входной двери со шляпой Бака в руках. Он поблагодарил ее и повернулся к Пенелопе. Девушка открыла ему дверь, и туг ее взору предстала восхитительная картина – Генри Шунмейкер стоял на ступеньках ее дома. Девушка сжала кулачки от восторга: как все удачно складывается! Он был здесь, прямо сейчас, в кои-то веки вовремя! Генри выглядел как всегда безупречно: черный пиджак подчеркивал статную фигуру, лицо было прекрасным и свежим. Но все же Пенелопа заметила в его чертах нечто необычное. Она привыкла к безмятежно веселому, уверенному и невозмутимому Генри, но сейчас он выглядел… чуть смущенным.
