С одной стороны, ей хотелось немедленно выпустить шарики на волю, чтобы досадить ему, с другой — больно уж они были восхитительны.
Эдди протянул руку, ухватил один за ниточку и вытащил из машины.
— Ну же, Джесс, улыбнись, — попросил он, стукнув ее шариком по голове.
— Перестань!
— Ладно, похоже, я сглупил. — Шарик в его мужской руке казался нелепым. — Ты явно сердишься на меня сильнее, чем я думал.
Джесси молча бросила портфель на переднее сиденье и попыталась сесть в машину, но Эдди тут же помешал.
— Раз уж я приехал на пять часов раньше, — проговорил он, теребя узелок на нитке шарика, — и мне некуда податься, ты не будешь возражать, если я послоняюсь вместе с тобой?
Его настойчивость сбивала ее с толку.
— Эдди, мне нужно переделать кучу дел до репетиции. Я не могу все бросить ради тебя.
— Я на это и не рассчитываю, — с самым серьезным видом отозвался он. — А надеюсь только на то, — его глубокий голос вдруг стал писклявым, как на пластинке, поставленной на большую скорость, — что могу отогреться у твоего камина, как Буратино у папы Карло…
Джесси не удержалась от улыбки, а еще через мгновение — и от едва сдерживаемого смеха.
— Так как? — пропищал он. — Я даже готов сбегать за пивом и пиццей.
— Ты неисправим, — простонала девушка. Всю жизнь так — на него невозможно долго сердиться.
Несколько секунд Эдди не спускал с нее загадочного взгляда, потом широко ухмыльнулся.
У красного светофора, через два квартала от школы, Эдди побибикал, показывая жестом, что хочет ехать впереди. Она уступила. На следующем перекрестке, вместо того чтобы держать прямо, он повернул налево. Но так нельзя доехать до ее дома!
Вскоре девушка сообразила — он взял курс в район, в котором они жили детьми.
— Что ты задумал, Эдди? — спросила она, когда на Фулл-стрит тот остановился у тротуара.
— Да вот, решил навестить родные пенаты. Я не был здесь с тех пор, как отец и мать переехали. — Он выбрался из своей спортивной машины и уставился на довольно большой дом, где прошло его детство.
Джесси неохотно припарковалась рядом, но двигатель машины не выключила.
— Это нелепо, Эдди, — сказала она, выглянув в окошко. — Какая сентиментальность.
Он не слушал, прошел вдоль фасада, заглянул во двор, оглядел крышу с башенками, потом крыльцо. Кто-то украсил парадную дверь рождественской золотой фольгой с широкой красной лентой.
— Не очень-то он изменился, ведь правда?
Джесси не ответила. Она смотрела через улицу, где напротив стоял белый, обшитый досками, в колониальном стиле дом с зелеными ставнями, в котором когда-то жила сама, и невольно сглотнула ком в горле.
