Ему приходит на ум один день, который согревал, пробуждал и радовал самую малую тварь на Земле, а его застал в психиатрической лечебнице. Спирит лежал на койке у окна, забросив руки под голову и полуприкрыв глаза – им мешал свет. Солнце вселилось в палату, оросив своими лучами каждый дюйм. Дверь со стеклом была плотно закрыта, но за ней почему-то не было ни звука, как в диких, пустынных местах, когда их обитатели прячутся в полуденный зной. Безумные вели неторопливую беседу. И, хотя Спирит так мало мог видеть, ни одно движенье их, ни один жест не ускользнули от него. Казалось, он поглощен собой, размышляет, а может быть дремлет, но ни единый звук не мог пройти мимо, он улавливал все интонации, все их оттенки, трепеща в такт дрожанию губ говорящих. Больше того, он угадывал, что они хотят сказать, заранее, он предвидел их повороты головы и мановения рук, как захваченный дивной мелодией предвкушает каждую новую ноту, замирая от ожидания и наслаждаясь приходом звучания. Всё, что происходило в этом маленьком клочке Мира, отгороженном дверью в больничный коридор, зарешёченным окном и глухими стенами, было открыто и ведомо ему. Слова и жесты его бедных товарищей были незначительны, обыденны, но отчего-то с необычайной ясностью открывалось в их обыденности то, что тревожило их мысли – сокровенные желания, затаённые обиды и воспоминанья об утраченном. От него самого в палате остался лишь слепок, он застыл, едва дышал, словно растворился в воздухе – никто не замечал его. Или, может, наоборот, его присутствие здесь, напряжённое, пульсирующее, разлитое в пространстве, и заставляло безумных продолжать свой разговор, невольно и для себя незаметно раскрывая свои души.
Тогда это возникло само собой, можно было б сказать случайно, если бы не привычка к наблюдению, которую Спирит вырабатывал в себе годами, не многолетние попытки проникнуть в мир их мыслей и чувств, неудовлетворенность любыми словесными описаниями и желание буквально пережить – хоть на секунды – то, что они ощущали. Чтобы возможно было сравнить с его сновидениями.
Как потом стали смешны потуги постигнуть природу безумия, отграничить сны от него. Он встречался с сумасшедшими, и освобождаясь из больниц, большинство из них нуждались в исповеднике и многие по необъяснимой причине тянулись к нему. Спирит изучил труды о помешательстве столь глубоко, что порой решался давать советы, котором кое-кто следовал, как врачебным. Брался оценить, будут ли эффективны меры, назначаемые докторами, как правило, не ошибался в своих оценках.
