— Позвольте подумать, — и отвернулся. В его жесте было нечто детское, но он не желал, чтобы эта жуткая девица читала его лицо, как открытую книгу.
Девушка была права. Теперь ему хотелось отделаться от матери и дочери разом. Что касается матери, то он и сам подумывал, не сослать ли ее на Эритро. Но она явно не стремилась туда, а подобная инициатива с его стороны обещала закончиться нежелательным шумом. И вот ее дочь предоставила ему повод. Теперь Инсигна не будет противиться назначению на Эритро, а это меняет дело.
Он медленно проговорил:
— Ну, если ваша мать действительно этого хочет…
— Она хочет этого, комиссар. Она еще не говорила об этом мне, и, возможно, еще сама не отдает себе отчета, но она захочет туда. Я знаю. Поверьте мне.
— Что мне еще остается? А вы хотите туда?
— Очень, комиссар.
— Тогда я немедленно распоряжусь. Вас это устраивает?
— Да, комиссар.
— Ну теперь я могу, наконец, считать разговор оконченным?
Марлена встала и склонила голову в неуклюжем поклоне, явно предназначенном, чтобы выразить благодарность,
— Спасибо, комиссар.
Она повернулась и вышла, но только через несколько минут после того, как за девушкой закрылась дверь, Питт осмелился расслабить мышцы лица, уже уставшие от застывшего на нем выражения.
Он не мог позволить ей узнать то, чего она не должна была даже заподозрить, то, что лишь он один знал об Эритро.
19
Пора было приниматься за дело, но Питт чувствовал, что не готов. Пришлось даже отложить прием посетителей. Ему нужно было подумать.
Прежде всего о Марлене. У ее матери, Эугении Инсигны Фишер, постоянно были какие-то проблемы, и положение только ухудшилось за эти двенадцать лет. Вечные эмоции и заскоки, нимало не уравновешиваемые рассудком. Но все-таки она была обычным человеком, ею можно было управлять, направляя ее в нужную сторону, контролировать. Достаточно было окружить ее со всех сторон несокрушимыми стенами логики, а когда она изредка начинала трепыхаться, ее всегда можно было уговорить оставаться в этой темнице.
Но с Марленой дело обстояло иначе. Это было просто чудовище. И Питт был рад, что она по-глупому выдала себя, сказав, что хочет помочь матери. Пока она еще не набралась опыта и ума. Став взрослее, она сумеет воспользоваться своими способностями самым сокрушительным образом. И тогда она станет еще опаснее — значит, остановить ее нужно немедленно. Так пусть ее остановит другое чудовище — Эритро.
Питт понимал, что делает. Эритро показалась ему чудовищем с самого начала. Такое впечатление создавал весь облик планеты, кровавые отсветы лучей Немезиды, зловещий и угрюмый ландшафт.
