Второй приказ обязывает всех командующих армиями немедленно выявить всех разложившихся военнослужащих и направить их в распоряжение группы войск для прохождения дальнейшей службы. Одним таким штрафным особым округом считаются Курильские острова.
Один генерал в развитие этих приказов заставил отдел кадров выявить не только всех разложившихся, но и стоящих на пути к разложению или могущих разложиться.
Через несколько дней ему отделом кадров такие списки были представлены. Тот в свою очередь представляет их военному совету. Военный совет вызывает к себе генерала, всех его начальников отделов, у которых в эти списки попали их подчиненные, и самих разложившихся.
Сначала разделывают «под орех» всех разложившихся и отпускают их, а потом начинают разделывать генерала и его начальников отделов за то, что они допустили такое разложение своих подчиненных.
После этого бедный генерал и его начальники отделов раскаивались в том, что дали фамилии своих разложившихся. Из этой «бани» каждый начальник ушел с твердым решением никогда впредь не представлять подобных списков.
С той поры во всех этих отделах «полный порядок».
* * *
Начались отпуска офицерского состава. Получено разрешение на ввоз семей офицерами и генералами оккупационных войск. На демонтаж заводов и фабрик приезжают тысячи специалистов и инженеров заводов.
Мы, живущие в Германии, начинаем от живых людей слышать, что делается на Родине. Эти сведения прошли к нам, миновав сталинско-бериевскую цензуру. И вот, когда слушаешь бесхитростные, откровенные рассказы русских людей, то безысходная, угнетающая душу тоска и неимоверная боль охватывают тебя.
Вот майор, возвратившийся из Москвы. Он член партии с 1920 года и в нем еще не окончательно угасли человеческая совесть и желание мыслить по-своему, иметь свое мнение. У него есть еще стремление втайне, чтобы никто не знал, поделиться наболевшим с близкими друзьями. Но найти сейчас друга в армии трудно, ибо каждый — это сотрудник сталинской охранки. Такие люди, как майор, предпочитают делиться не со своим другом — коммунистом, а с простой «беспартийной сволочью». Этот майор рассказывает:
«Знаешь, друг. Я просто раскаиваюсь, что ездил в Москву. Раньше хоть воевал и к чему-то стремился, на что-то надеялся, а сейчас просто полное душевное опустошение. Мои прежние сослуживцы, из которых многие — мои воспитанники, там в тылу сейчас стали большими людьми и меня, не только их воспитателя, но и фронтовика, не узнают, не узнают даже тогда, когда я напоминаю им об этом.
