Когда мне было лет шестнадцать, я повадился ходить на разгрузку вагонов, чтобы сшить вошедшие в моду брюки клеш, и однажды принес оттуда под мышками два большущих арбуза. Феликс, который случайно оказался у нас дома, закатил мне в коридоре такую оплеуху, что я едва не перекувырнулся. "Убью!" -- пообещал Феликс и посмотрел на меня долгим взглядом. В этом взгляде я прочел очень многое.
Я умыл лицо, сложил в ведро осколки арбузов и сказал, что всем, кто работал на вагоне, давали по два арбуза. Сам кладовщик давал...
-- Дают, а ты не бери, -- сквозь зубы проговорил Феликс и зло отвернулся. -- Идиот!
Тогда я в первый раз получил от брата по физиономии. Теперь могу сказать -- и в последний.
Через несколько дней Феликс вновь появился у нас и повел меня покупать пальто. Мы долго ездили с ним по магазинам и выбрали наконец демисезонное, шерстяное, с вязаным воротником-шалью. Я хмуро отказывался от него, пугаясь цены, но Феликс цыкнул на меня и заставил надеть. Такое пальто во всей школе носил только Славка Костин, сын генерала. До этого я ходил в пальто, сшитом еще матерью из отцовской железнодорожной шинели. Мать, чтобы я не стеснялся, пристрочила к его подкладке фабричную этикетку.
"Носи, только не прожги карманов окурками, -- небрежно сказал тогда Феликс. -- Куришь ведь уже?.." И пошел чуть впереди, рассуждая, как полезно быть умным и получать деньги за свои изобретения. Тогда что хочешь, то и купишь: катер, машину, пальто... А для этого надо не тискаться с девочками на горке в Овсяниковском садике, а учиться.
Позднее я узнал, что деньги на мое пальто Феликс занял под свою первую книгу.
С тех пор прошло много лет, и я переносил кучу разной одежды: пальто, курток, плащей... Но то -- темно-синее, с вязаным воротником и с магазинным запахом пальтопомню до сих пор.
В очень тяжелом для нашей семьи сорок девятом году Феликс угодил в тюрьму. Ему тогда исполнилось семнадцать лет, и он за десять плиток шоколада и сто рублей согласился постоять на шухере, пока два мужика в макинтошах тряхнут ларек на углу 2-ой Советской и Мытнинской.
За участие в шайке Феликс получил треть от максимально возможного по тем временам: восемь лет.
Казалось, худшего уже быть не может.
В сорок третьем погиб на фронте первенец матери Лев, немного не дожив до девятнадцатилетия.
В сорок шестом умер Саша, родившийся в блокадном Ленинграде.
Сорок девятый: Феликс в лагере под Иркутском.
Но наступил пятидесятый год: на геодезической практике при уничтожении капсюлей-детонаторов погибает Бронислав, курсант инженерно-морского училища.
