После ужина мы направились к Нурии. Пересекли улицу Параллел, вошли в квартал Побле-Сек. Она жила на первом этаже. На неделе я пару раз заскакивал сюда, но на ночь не оставался ни разу. Квартира у Нурии была просторная и блистала чистотой. Все стены выкрашены в белый цвет и увешаны японскими гравюрами. В гостиной несколько чудесных эстампов и настенных изделий из бамбука. К стене прилепился низкий столик из очень темного стекла, окруженный подушками. Нурия вспрыснула апельсиновую эссенцию в чашечку для воскурения благовоний и поставила пластинку с записью Майлса Дэвиса. Мне нравился ее дом, мне приятен был сам вид ее жилища, и… так славно ощущать себя в окружении предметов, которых она касалась каждый день…
Мы сидели, попивая мятный чай и покуривая особую травку. Потом Нурия предложила вместе принять душ. На нас хлынул теплый водопад, и, дождавшись, пока она тщательно омоет мое тело, я взял у нее губку, выдавил на нее гель, пахнущий ароматом трав, и принялся неторопливо намыливать ей плечи, шею, грудь, обводя круговыми движениями коричневые бутоны сосков. На фоне струнных явственно прозвенел, улетая в вечность, звук одинокой трубы, нежный и отдаленный. Музыка сливалась с благовониями. Я намылил ей колени, протер стройные ноги и пальцы, серебряный браслет над правой ступней.
В ту ночь мы любили друг друга с какой-то особенной, неистовой, страстью. Помнится, много недель спустя я подумал, что так любят накануне того, как возлюбленный уходит на войну.
Глава 10
Смерть с открытыми глазами
Дверца громоздкого шкафа в изножье кровати Нурии была распахнута, как и дверь, ведущая из спальни в гостиную. На пороге покачивались, словно пребывая между сном и бодрствованием, два персонажа. Мне смутно вспомнилось, как ко рту и носу мне прижимают что-то влажное и едкое. Почти в тот же миг я почувствовал, как в левое предплечье вонзается игла, и… пришло ощущение полной неподвижности.
Между тем два типа пеленали меня в простыню, словно тюк вязали. Я попытался сказать что-то, но из горла вырывался лишь сдавленный хрип. Рот у меня был заклеен скотчем, но хуже того, похоже, я вовсе лишился дара речи, сделался во всех смыслах немым. Мерзкое, знаете ли, ощущение возникает, когда изо всех сил пытаешься выкрикнуть что-то и не можешь выдавить из себя ни звука.
Вообще-то ощущение немоты и неподвижности могло навести на подозрение, что я сплю и вижу сон, но этому мешало серьезное обстоятельство: у одного из налетчиков не было носа — лишь вмятина на том месте, где он, возможно, когда-то имелся, и мне показалось, что эта деталь никак не вписывается в мечтательно-эротический сон, который я все же пытался волевым усилием продлить. Этот тип принялся связывать мне запястья. Я сопротивлялся каждому новому повороту событий, пытаясь вернуться на территорию сна, но они все больше и больше уходили из-под моего контроля.
