Отдача сбросила его со стены на противоположный край траншеи, но он тут же поднялся на ноги, вопя что-то по-гэльски. Шарп понял, что он кричит своим землякам взобраться на стену и атаковать пушкарей, пока те еще не отошли от сокрушительного залпа. Но было бессмысленно пытаться забраться по ровной стене, и Шарп подумал, что выжившие артиллеристы, должно быть, уже заряжают свою гигантскую пушку. «Патрик! Подкинь меня!» - закричал он.
Харпер схватил Шарпа, как мешок овса, резко вдохнул и кинул вверх. Было ощущение, что под ним взорвалась мина. Шарп взмахнул руками, винтовка соскользнула с его плеча, но он поймал ее за ствол, увидел оконный проем и отчаянно выбросил вперед левую руку. Зацепившись, он перекинул ногу через край, понимая, что является отличной целью для французских мушкетов. Но времени на раздумья не было, кто-то уже бежал к нему с поднятым банником, и Шарп ударил прикладом. Мысль оказалась удачной: окованный медью приклад попал французу в темя, тот свалился, а Шарп, сверзившись из окна, уже был на ногах, его огромный палаш покинул ножны, и потеха началась.
Пушкарям здорово досталось от семиствольного ружья: пули срикошетили от каменной кладки. Шарп видел тела, лежавшие под огромным стальным стволом, который он опознал как осадное орудие. Но были и выжившие, и они спешили к нему. Он отмахнулся мечом, заставив их отступить, и резко рубанул, почувствовав дрожь, когда раскроил чей-то череп. Заорав на них, чтобы напугать, он поскользнулся в луже свежей крови, выдернул лезвие и снова замахнулся. Французы отступили. Их было шестеро на одного, но они были артиллеристами, которые лучше умели убивать на расстоянии, чем гладя в лицо врагу, в исступлении потрясающему обнаженным палашом. Покончив с ними, Шарп снова повернулся к окну и обнаружил в нем руку, отчаянно цепляющуюся за край. Он ухватился за запястье и втянул в орудийную камеру коннахсткого рейнджера с горящими глазами. Шарп прокричал ему: «Помоги остальным! Перевязь им скинь!»
Мушкетная пуля чуть не задела его, звякнув о ствол пушки, и Шарп, развернувшись, увидел знакомые мундиры французских пехотинцев, сбегающих по каменным ступеням, чтобы отбить орудие. Он шагнул к ним, переполненный яростью боя, и в голове его вертелась шальная мысль: вот бы только тот злобный ублюдок, клерк из Уайтхолла, мог его сейчас видеть! Может, тогда в Уайтхолле осознали бы, чем занимаются солдаты! Но развивать мысль было некогда: пехотинцы уже заполнили узкий проход вдоль ствола. Он прыгнул вперед, вопя изо всех сил, чтобы заставить их отступить, но понимал, что их куда больше.
