С такими грустными мыслями он простился с ней и вернулся на поляну. Подойдя к тому месту, где Джон и Тим сцепились в драке, Конрад опустил голову и тихо стоял, прислушиваясь к крику ястреба, кружившего над поляной, и к далекому шуму движения на автостраде. Но думал он сейчас о том, как наладить отношения с женщиной, которую хотел.
Я слишком сконцентрирован на Мишель, думал Конрад, это она не дает мне сосредоточиться. Я хочу найти настоящего убийцу не только ради того, чтобы освободить Джона из тюрьмы, но еще и для того, чтобы поразить Мишель своим умом.
Конрад вдруг вспомнил, что обещал позвонить сестре Мэри, монахине, которой недавно помог защитить одну из ее протеже, не взяв с нее за это ни цента. Через неделю после убийства Тима монахиня обещала Конраду поспрашивать ребят в школе, где она преподавала, чтобы попытаться выяснить имя мальчика, который просил Джона помочь ему другу. Из этой школы, где, в основном, учились дети обитателей резервации, на фестиваль приехал целый автобус с учащимися.
Из первого же телефона-автомата Конрад позвонил в школу.
— Как хорошо, что вы позвонили! — обрадовалась сестра Мэри, узнав его голос. — Я уже собиралась связаться с вами. Мальчик, который обратился к вашему клиенту за помощью, скорее всего учится в нашей школе. Сам он, конечно, не признается, но его товарищи по классу сказали, что он подробно описал им ситуацию. Думаю, он ничего не скажет, даже если я объясню ему, зачем это нужно. Я понимаю, что сюда путь не близкий, но если бы вы могли приехать и сами поговорить с ним…
Мишель пришла в ужас, когда обнаружила, что отец не поехал на работу в то утро. Когда она вошла в дом, он метался по гостиной, как зверь по клетке, бросая взгляд то на часы, то на телефон.
— Господи, Мишель! — воскликнул Томас, увидев дочь. — Где ты была? Мне уже в голову лезут Бог знает какие мысли. Я решил, что ты попала в аварию или наткнулась на каких-нибудь подонков! Что случилось, черт возьми?! Еще бы немного, и я попросил бы Генри послать ребят…
Я должна была знать, что мои личные дела здесь не будут считаться личными, подумала Мишель, покраснев до корней волос. То, что мне уже двадцать семь лет, не имеет никакого значения. Пока отец жив, он будет считать меня малышкой, которая не способна позаботиться о себе или принять самостоятельное решение.
— Хорошо, что ты не сделал этого, папа, — сказала она с легким раздражением. — Ты поставил бы нас обоих в неудобное положение. Я ночевала в доме Конрада Уэйна.
