Но повесть, разумеется, не об этом. В первую очередь мы следим за медленно, но неуклонно разворачивающимся романом героя со встреченной им незаурядной женщиной. Роман, который так и не завершился тем, с чего начинались все литературные любовные истории прошедшего века. Уже и Оксана откровенно приглашает Сергея посетить ее номер в отеле, но тот отнекивается под благовидным предлогом. Поначалу кажется, что Медведев - прямой потомок не литовских дворян, а тургеневских персонажей: русский писатель на rendezvouz. Тяжеловатый, добропорядочный медведь, каким его очерчивает автор на первых страницах. Но, перечитывая повесть и вспоминая, догадываешься, что причина неожиданной импотенции героя вовсе не тоска по оставленной дома жене. Нет, он откровенно боится великолепную Оксану. Каралис не зря назвал повесть "Роман с героиней". Учительница из Белоруссии переселилась под Прагу и там огромными усилиями построила свое немалое дело. Self-made-women фигура нередкая в сегодняшней жизни - постепенно проникает и в прозу. И медведев пугается этой сильной натуры. Он понимает, что, раз оказавшись в постели "первой леди" пятизвездночного отеля, прежним он уже оттуда не выберется. Это молодой американский лейтенант итальянской армии полагал, что ловушка кроется в физиологии; русский писатель среднего возраста понимает, что психология куда как страшнее. Чуточку стоит ему расслабиться, как и начнут вываживать его по свету, подобно дрессированному медведю (славно иметь "говорящую" фамилию), да показывать встречным и поперечным ручного настоящего писателя из великой литературной страны.
Проблема еще в том, что отношения с литературой у Сергее складываются едап ли не печальнее, чем со смертной подругой. "За женщину, в которую мы влюблены и которой стараемся не изменять! За госпожу Литературу!" поднимает он тост на писательском междусобойчике. И при этом каждый день, каждый час отвлекается на случайные мелочи. Он с тоской вспоминает привычные, понятные любому занятия: строить дома, сажать кусты, ходить по грибы... Писательство же именует болезнью, приступы которой накатываются редко, длятся недолго и выматывают напрочь. То есть перед нами образованный, обученный, небесталанный дилетант, которому невдомек, что литературная работа может быть такой же профессией, ка и сотни других: торговать книгами и помидорами, копать траншеи, издавать тексты, написанные другими.
"При социализме писатель может ... писать для общества, а не для толпы". Эту сентенцию Каралис отдал поэту из Швеции, человеку, не нюхавшему в своей жизни реального социализма. Сам-то он - автор - прекрасно знает, чем приходилось расплачиваться литератору за безбедные условия существования. Важнее другое: если мы даже вообразим некий "писательский рай", где господ литераторов кормят, обувают и развлекают совершенно задаром, то, очутившись в интеллектуальном Эдеме, они вовсе не обязательно будут бесперебойно выдавать "на-гора" профессиональные тексты. Я не уверен, что полная и абсолютная свобода творчества так уж это самое творчество стимулирует. Возможно, в человеке генерируется невесть откуда некая "энергия сопротивления", побуждающая нас действовать именно, когда это категорически запрещено. Пока нам командуют: "Сидеть, не высовываться!" - мы упорно тянемся к авторучке. Прикажут: "Пиши!" - немедленно выбросим постылый предмет в форточку. Возможно, Сергей Медведев сам себя загнал в эдакую психологическую ловушку. И незачем сетовать на обстоятельства, отыскивать иные место и время. Помнится, в давние времена некий спартанец советовал уроженцу того же Родоса, который хвастал перед материковыми греками своими спортивными успехами на почве родного острова: "Тут Родос, тут прыгай!.."
