Хаус и философия: Все врут! | страница 38
Так работает абдукция. После удаления опухоли ее симптомы остались. Но, если до операции от опухоли успел отделиться крошечный тромб-террорист, этот тромб может вызывать те же симптомы, что объясняет аномалию.[59]
Подчиненные Хауса слушают его с изумлением и недоверием. Они думают, что он безумен, — и они правы, и это тоже сближает его с Холмсом. Холмс, правда, в два раза безумнее — его разум раздвоен, как будто в нем живут два разных человека. Один из них кипит лихорадочной энергией и не знает покоя, пока не найдет все улики: «Вставайте, Уотсон, вставайте! — говорил он. — Игра началась. Ни слова. Одевайтесь, и едем».[60] Второй Холмс вял, апатичен, погружен в бездеятельное созерцание, словно спит с открытыми глазами. Уотсон так описывает эти состояния: «Его удивительный характер слагался из двух начал. Мне часто приходило в голову, что его потрясающая своей точностью проницательность родилась в борьбе с поэтической задумчивостью, составлявшей основную черту этого человека. Он постоянно переходил от полнейшей расслабленности к необычайной энергии».[61]
Поначалу Уотсон не до конца понимает, с чем связаны странные перемены в настроении Холмса, но постепенно узнает, что такое состояние транса, более подобающее зомби, чем человеку, — первейший шаг к распутыванию любого сложного дела. Изучив улики, Холмс возвращается в свою комнату на Бейкер-стрит и, утонув в кресле, музицирует либо застывает «не произнося ни слова и почти не шевелясь. В эти дни я подмечал такое мечтательное, такое отсутствующее выражение в его глазах, что заподозрил бы его в пристрастии к наркотикам, если бы размеренность и целомудренность его образа жизни не опровергала подобных мыслей».[62]
(Пирс определяет это предшествующее абдукции состояние как musement (что с некоторой натяжкой можно перевести как «чистая игра воображения». — Прим. пер.). После того как все улики собраны, детектив должен отойти в сторону, закрыть глаза и расслабиться. Там, в царстве фантазий, перед его мысленным взором вспыхивают безумные картины и схемы причинно-следственных связей. Разложив все результаты и все возможные гипотезы, он разбивает их на пары и выбирает из них самые гармоничные.[63])
Таков и Хаус — в нем тоже соединены две личности, хотя выраженные далеко не столь ярко, как у Холмса. Вот он стоит у исписанной диагнозами доски, искрит бешеной энергией, изводит Кадди, издевается над Кэмерон, Форманом и Чейзом, тычет в них своей тростью — и вдруг внезапно замолкает, удаляется в свой кабинет, расслабленно опускается в кресло и впадает в холмсовское состояние чистой игры воображения, дрейфуя в логическом беспамятстве под музыку Джона Генри Джайлса, как в эпизоде «Отказ от реанимации» (1/9). Эта сцена словно сошла со страниц «Союза рыжих»: «Весь вечер просидел он в кресле, вполне счастливый, слегка двигая длинными тонкими пальцами в такт музыке: его мягко улыбающееся лицо, его влажные, затуманенные глаза ничем не напоминали о Холмсе-ищейке, о безжалостном хитроумном Холмсе, преследователе бандитов».