— Во-первых, мистрисс Крессида, не занято ли ваше сердце кем-то другим?
— Милорд, моя дочь очень молода. Она никогда не позволила бы…
Граф опять поднял руку, жестом прервав негодующую реплику сэра Дэниела.
— Позвольте ей самой ответить за себя. Несмотря на то, что ей всего шестнадцать лет, она могла бы сблизиться с кем-то, кого знала с детства. Я не желаю никакого принуждения.
На мгновение перед Крессидой возник образ Хауэлла Проссера. Он действительно ей нравился. Было бы очень удобно связать свою жизнь с ним и остаться в тех самых местах, которые так ей дороги, и все же она никогда не смотрела на него как на возможного супруга. У Крессиды чуть порозовели щеки. Ведь только теперь она стала думать о мужчинах с этой точки зрения — то есть о том, чтобы разделить с кем-то стол и дом… и постель. Скоро этот человек окажется с нею связан навсегда, и будет решать, как ей жить.
Она качнула головой и твердо ответила:
— Нет, милорд, мое сердце свободно.
И услышала, как отец за ее спиной издал глубокий вздох облегчения, но тут же затаил дыхание, с тревогой слушая второй вопрос графа:
— Быть может, мистрисс Крессида, я вам по какой-либо причине стал неприятен?
Крессида тоже замерла на миг и, проглотив в горле ком, подняла глаза и взглянула графу в лицо, которое не было сейчас ни сонным, ни ироничным.
Непослушными губами она выговорила:
— О нет, милорд. Да и отчего бы? Вы ничем не обидели меня.
Граф коротко ей поклонился, взял ее холодную руку в свою и повернулся к ожидавшему их священнику.
— В таком случае продолжим.
Когда они выходили из церкви, и она ощущала на пальце непривычную тяжесть обручального кольца, он сказал ей, четко выговаривая каждое слово:
— Я с нетерпением буду ждать свадебной церемонии, которая свяжет нас нерасторжимыми узами, Крессида. Конечно, я понимаю, что вам нужно хотя бы несколько недель, чтобы узнать меня лучше, но совсем скоро наступит Великий пост, запрещающий бракосочетания, так что мы должны пожениться до него.
Она поспешно кивнула ему и отняла руку. Как всегда, она чувствовала себя скованно в его присутствии; глаза его опять стали сонными под полуопущенными веками, притягивая к себе ее взгляд — так глаза змеи притягивают кролика, принуждая его покорно ждать смерти. Отчего эта мысль пришла ей сейчас на ум? Она сказала, что не испытывает к нему неприязни или недоверия, но страх — это что-то совсем другое.
А между тем граф Рокситер никогда, ни малейшим словом или жестом не давал ей повода бояться его, даже там, на ристалище. Нет, причина страха в ней самой — ей страшно оттого, что ее жизнь неумолимо меняется и детство ушло навсегда и что, обручившись с этим человеком, она добровольно приняла свою судьбу, ибо инстинктивно чувствовала: он этой церемонии не допустил бы, если бы она сказала «да» в ответ на любой из его двух вопросов.
