Они с генералом с первого дня перешли на обращение по имени и отчеству. Начмед начинал с полевого госпиталя в период польской войны, и с тех пор помотался по Дальнему Востоку, пока не получил назначение в «тихий округ» перед уходом в отставку. Он никак не производил впечатления военного, хотя носил форму. Хотелось называть его: «Доктор», а не «Товарищ полковник».
— Вам нужно пройти полное медицинское обследование в хорошем госпитале.
Генерал промолчал, поэтому начмед продолжил.
— Я думаю, что лучшим местом был бы Киев. В Москву привозят тяжелораненых со всех фронтов, а в Киеве поспокойнее.
Свирский прочистил горло.
— И что же вы у меня нашли?
— Ничего. Только подозрения. У нас нет необходимого оборудования, чтобы ставить диагнозы подобного рода, а тем более проводить курс лечения.
У генерала неприятно защемило сердце.
— Михаил Ильич! Мы с вами оба военные люди. Поэтому скажите мне напрямую! Что у меня?
— Виталий Сергеевич! Мне сразу не понравился ваш анализ крови, когда вы прибыли три месяца назад. Я даже удивился, что вас выписали из госпиталя. Но подумал, что в Москве виднее.
— Но я пролежал почти полгода.
— Наверное, они поспешили. Вам полагался ещё один курс процедур.
— Михаил Ильич! В Москве каждая больничная койка на учёте. Там всегда спешат. Давайте говорить о наших делах.
— Хорошо. Ваш вчерашний анализ ещё хуже. Даже больше. Он угрожающий. Три месяца назад я подумал, что всё обойдётся, что это — временное состояние, но оказалось, что не так.
— Скажите! Что вы подозреваете?
Собеседник прямо смотрел генералу в глаза.
— Я подозреваю лейкемию.
Потом поспешно добавил:
— Но, конечно, нужны дополнительные анализы.
Генерал сидел прямо, глядя перед собой. Мыслей не было. Была пустота.
— Доктор! Сколько я протяну?
Он даже не заметил, что обратился не по уставу.
— Я не специалист по данной болезни. Больше по ранениям тела. Но из того, что я знаю, всё зависит от индивидуальности каждого организма. Есть курсы лечения. В отдельных случаях делается операция.
— Операция? — повторил за ним генерал. — В госпиталях такое творится с ранеными на фронте, что у них руки не дойдут до меня.
Он не узнавал своего голоса.
— Вы знаете, что я врач. И как врач, я настаиваю, чтобы вы прошли обследование в госпитале в Киеве. В конце концов, я могу ошибаться.
— Доктор! Я хотел бы побыть один.
— Да, да. Конечно.
И он совсем не по-военному стал собирать свои бумаги и направился к двери.
Когда он уже выходил, очередная тёмная волна окутала на мгновение мозг. Свирский откинулся и вытер лоб.
