Да, он прекрасно знал, что очень рискует. Да, ему было известно, что в Зоне пропадают даже вооруженные до зубов отряды военной элиты спецназа. Тем не менее, будучи осторожным человеком, Комаров не желал быть трусом и теперь, наполовину бравируя, но в глубине души весь трясясь от ужаса, сам сидел в металлическом чреве винтокрылой машины.
А внизу медленно плыла Зона. Разрушенные, обращенные в руины поселки и какие-то строения, пустоши, рощи и холмы. Сквозь вой вертолетных турбин снаружи не пробивалось ни единого звука, но ученый отчего-то был уверен: там, внизу, царит тишина. В животе сгустился мерзкий, холодный ком ужаса, периодически ворочавшийся там скользкой жабой. «Если вернусь живым, — мысленно пообещал Комаров, — то, с первой же оказией, схожу в церковь и поставлю свечку. Господи, только помоги вернуться!» Наверное, примерно также думали-молились и Павел с Джиной, уходя в последнюю для них экспедицию.
Через несколько часов после их ухода грянул небывалый по силе и продолжительности Выброс, который смогли отметить приборы только буквально за полчаса до его начала. Ни в какие рамки и попытки предсказания, прогнозирования катаклизмов он не укладывался, Зона просто решила почудить и лишний раз доказать всю тщету попыток ее предугадать. Вряд-ли ученые и проводник угодили под него — скорее всего, успели спрятаться. Комаров отлично знал: между первыми признаками Выброса и его непосредственным началом стабильно есть минут пять-семь, а за них, если хочешь жить, всегда найдешь убежище.
Хотя нынче было иначе. Мало того, что Выброс оказался спонтанным, он еще и навалился резко, внезапно, так, что обитатели комплекса едва успели удрать в лаборатории, и система защиты герметически запечатала помещения. Обошлось без жертв, но, в принципе, они вполне могли быть, находись кто-то за периметром лагеря. Но Павел и Джина были не одни. Уж Шрам-то не мог так опростоволоситься, чтобы пропустить приближение катаклизма. Говорят, те из бродяг, кто провел в Зоне хотя бы несколько месяцев, уже могли интуицией, нюхом чуять смертельные опасности.
Тогда что же там произошло? Что?
Вертолет заложил крутой вираж, от которого сразу же ватной глухотой заполнились уши. Комаров несколько раз судорожно сглотнул, крепче уцепился за поручни.
— На посадку идем, — в самое ухо крикнул ему Литвинов.
«Слава тебе, господи, — мысленно усмехнулся ученый, — наступает момент истины…»
Массивный корпус машины вдруг затрясло, раздался дробный рокочущий звук. Комаров сначала перепугался, что вертолет угодил в какую-то воздушную аномалию и теперь собрался камнем рухнуть вниз, но мгновением позже сообразил: это просто заработала автоматическая пушка, расчищая внизу место для посадки и десанта от местной нечисти.
