— В чем дело? Это противоречит вашему моральному кодексу? Слишком похоже на ложь? Или вы следуете известной библейской заповеди: «Блажен муж, который не сидит во собрании развратителей»?
— Наверно, я не должен спрашивать, как прошел ваш день.
— Нет, должны. Если мы собираемся жить вместе, то должны!
Кэрол слышала раскаты собственного голоса. Она была в бешенстве, сама не сознавая этого. По крайней мере, складывалось такое впечатление.
Ей и в голову не приходило, как много она для него значит.
— Прошу прощения за опоздание. — Он повернулся к ней лицом. Впервые Кэрол увидела, как мрачны его глаза. — Я бы позвонил, если бы знал, что задержусь так надолго.
— Где вы были? — Она пыталась заговорить более дружелюбно, но не слишком преуспела в этом.
— В больнице… и в похоронном бюро.
Ясно. Он делал свою работу, работу, временами столь же печальную, как и ее собственная. Желание получить ответ ослабело. Она прокляла про себя свой плохой характер.
Энтони тоже видел, что гнев в ее глазах погас, что она начинает раскаиваться.
У нее полегчало на душе. О раскаянии он знал все. Он утопал в нем всю эту неделю. Раскаяние в том, что он не смог сделать Кэрол своей женой, в том, что пытался это сделать, что верил, будто этот «брак для виду» пойдет ей на пользу. Он женился вторично в порыве чувств, которые заставили его начисто забыть о присущей ему логике. Энтони отчаянно хотелось защитить Кэрол, сделать то, чего не удалось с Клементиной. Ничто другое не имело значения.
Теперь все это было позади.
— Извините, — сказала она. — Не знаю, что на меня нашло. Наш договор не предусматривал, что вы будете звонить, если придется задержаться. Я никогда не просила этого…
— Вам и не требовалось.
Она встретила его взгляд. Все еще мрачный. Все еще такой, словно внутри у праведника все умерло. И тут Кэрол задала вопрос, отвечать на который было вовсе не обязательно.
— Кто-нибудь из вашей паствы?..
— Сегодня вечером умерла Глория Макуэн.
— Нет. — Она оглянулась по сторонам и проглотила слюну. Сколько раз ей приходилось видеть смерть. Глория была старой женщиной, прожившей достойную жизнь. О ней не приходилось скорбеть. Оплакивать надо было детей, молодых матерей, воюющих между собой подростков. Но не старуху, век которой подошел к концу и которая, скорее всего, встретила смерть с распростертыми объятиями. — Нет. — Кэрол зажмурилась, но слезы не подчинились ей.
Энтони шагнул вперед и обнял ее. Это было так просто, так естественно, так легко объяснялось их общей скорбью…
