— «Пива, а не мороженого. Меньше болтовни» — прочитал Энтони, скомкав в руке записку, состоявшую из двух предложений, и хмуро уставился на старика, который собирал свои пожитки в потертый мешок, освященный годами бродяжничества. — Это ты написал? — спросил Энтони.
Бездомный покачал головой.
— Ты знаешь про наши братские ужины по средам?
Старик молча воззрился на священника.
— Каждую среду в шесть часов вечера мы устраиваем здесь трапезу для тех, кто голоден. Тебе всегда будут рады. А когда в следующий раз понадобится ночлег, позвони в колокольчик. Я открою. Не надо ломать замок.
— Церкви не должны быть на запоре, — пробормотал взломщик. — А дети не должны получать колотушки за то, что они расписывают стены и крушат мебель.
Ночной прихожанин уставился на изображение, которое охраняло его сон.
— Человека, который нарисовал это, тоже следовало бы поколотить.
Суровая линия рта Энтони слегка смягчилась.
— Ты так думаешь?
— Христос с четырьмя разными лицами. — Старик пожал плечами. — Кому это пришло в голову?
— Почему ты решил, что это Иисус?
— Вот это лицо, похоже, его. — Знаток церковной живописи указал на один из четырех ликов, сильно отличавшийся от остальных.
— Потому что оно белое? Но если бы ты был черным, то признал бы Иисуса в соседнем образе.
— Что это за церковь? Что заставило тебя приехать в Кейвтаун [1] и служить в храме для убогих?
— А что заставляет тебя каждую ночь напиваться в дым и каждое утро просыпаться в столь странном месте? — ответил вопросом на вопрос Энтони. В голосе его не было ни следа снисхождения. Правда, он знал, что не имеет права судить. Сам был ничем не лучше человека в рубище. Как и любого другого.
— В твоей душе не так уж много жалости к больному старику, верно? Какой же ты после этого пастырь?
— Такой, который считает, что жалость — это напрасная трата времени.
Энтони поглядел на свои золотые часы весом в двадцать четыре карата. Новый ремешок из искусственной кожи уже потрескался.
— Меньше чем через час начнется служба. Можешь остаться. Добро пожаловать.
— Не-а. — Старик зачесался, начав с плешивой макушки и постепенно опуская руку все ниже и ниже, к местам, которые большинство людей на публике предпочитают не чесать. — Я ухожу.
Энтони потянулся за кошельком. Он достал три долларовые бумажки и передал их бродяге.
— Так мы увидим тебя в среду?
Человек небрежно сунул кредитки в карман.
— Не нужно мне вашего милосердия.
— Подумай о том, что такое ужин с друзьями.
