Вероятно, Ванда опасалась нелестных для себя сопоставлений и прямо-таки выходила из себя, чтобы привлечь внимание публики только к собственной особе. «Как это так! — вероятно, думала она в этот момент про себя. — Неужели зрители могут следить за тем, как какой-то Греч допрашивает домашних слуг, стоя возле самой рампы, в то время как она, Ванда, в полутемном алькове старалась изо всех сил — поправляла подушку Владимира, гладила его по щеке, заботливо накрывала его одеялом».
Дверь слева вновь отворилась, и на пороге появился доктор Лорек. Его выход совершенно разрушил иллюзию реально происходящего действия, которую столь искусно создал своей игрой Леонард Мартин. Снова холодный лунный свет стал простым голубым фонарем, а заваленные снегом крыши — нарисованным холстом. Даже если бы Базиль не знал, кто играет доктора Лорека, он без труда сразу узнал бы Роднея Тейта. По пьесе он должен был играть известного хирурга, который вызван для того, чтобы спасти жизнь важному пациенту, находящемуся на грани смерти. Но он был самим собой, и только: красивым, привлекательным молодым человеком, добродушным и веселым, которому абсолютно наплевать на все, что происходит в мире.
С безыскусной торжественностью он освободился от мехового пальто, шапки и отороченных мехом рукавиц, аккуратно сложив вещи на стуле. Можно было представить равномерный стук метронома в его бывшей драматической школе, который отсчитывал точные секунды между каждым тщательно вымеренным словом, когда он, словно одеревенев, спросил:
— Несчастный случай?
— Попытка преднамеренного убийства, — ответил Греч.
Род подхватил свою черную сумку с инструментами и подошел к алькову. Там, обследуя Владимира, он с механической точностью изобразил все жесты врача: поднял ему веко, пощупал пульс, в зловещем предчувствии нахмурил брови. Он выписал рецепт и послал одного из слуг за лекарством. Попросил принести горячей воды.
Ванда быстро направилась к левому краю сцены, чтобы передать просьбу доктора слугам. Род остался наедине с Владимиром в алькове. Он поставил свою сумку на стоящий рядом с кроватью столик, открыл ее и склонился над раненым. Свет от горящей свечи яркой вспышкой отразился в лезвии скальпеля настолько ослепительно, что Базиль не смог рассмотреть, что же держал Родней в руках — скальпель или же зонд. Но ему вдруг показалось, что он наконец понял, почему Род все же решил захватить с собой на сцену хирургическую сумку. Он, вероятно, считал, что тончайшие детали «сценического бизнеса» скрасят его актерские изъяны.
