— Мистер Хатчинс, — снова обратился к нему Базиль, — вы знаете этих людей несколько лет. Вы можете рассказать нам о них больше, чем кто-либо другой. Что вы, например, скажете о Дереке Адеане?
— Обычная вошь в литературном потоке, — быстро, не задумываясь, ответил Хатчинс. — Интеллектуальный паразит. Если какая-то пьеса получает резонанс, имеет успех, то он тут же стряпает почти такую. Он называет это — «следовать традиции». Я называю это несколько иначе — плагиатом. Ему однажды действительно удалось поставить свою пьесу — слабое подражание известному спектаклю «Наш городок», которую он назвал «Наш город». Она жила ровно два вечера. Теперь он подходит к проблеме творчества с другого бока — к прославлению самого извращенного культа насилия, бесповоротному отрицанию всех человеческих добродетелей и воспеванию всех человеческих пороков. Но стоит лишь войти в моду иному взгляду на жизнь, как он тут же воспринимает его с не меньшим энтузиазмом. Некоторые люди, обладающие талантом, не имеют особых амбиций. У Адеана такового нет, зато есть огромные, колоссальные амбиции. Таких, как очень много, и некоторые из них значительно больше преуспели по сравнению с ним. Для них искусство — это легкий путь к достатку, к приличной жизни. Все для них просто, потому что им неведома боль, агония творчества, которых не избежать настоящему актеру.
— Не кажется ли вам, что Адеан чудовищно глуп, — спросил Базиль, — или он просто ничего не чувствует?
— Его не назовешь глупцом в обычном смысле этого слова. Я бы сказал, что у него есть интеллигентность, но нет интеллекта, он хитер, но далеко не мудр. И, конечно, он не обладает ни одним из достоинств, вызывающих симпатию, у него нет ни шарма, ни… такта. Это лишает его возможности добиться успеха. Он никогда не умел скрывать собственный эгоизм, как это делает большинство из нас, поэтому его так не любят.
— Прибегнет ли он ко лжи, если такая ложь поможет ему поставить собственную пьесу?
— Думаю, что да.
— А что вы скажете о тех трех ваших знакомых или друзьях, которые находятся под подозрением?
— Леонард — это настоящий актер старой школы, которому по плечу любая роль. Ванда и Род — представители современной актерской манеры игры — безыскусный натурализм, доведенный до абсурда.
— Спасибо, Сеймур. Но, простите, я хочу задать вам еще один вопрос. — Базиль внимательно смерил взглядом насторожившегося Хатчинса. — Скажите, слово «канарейка» говорит вам что-нибудь в связи с этими тремя актерами — Вандой, Леонардом и Роднеем?
