Когда мне уже шел седьмой год, а сестре девятый, Марфа Мартемьяновна перешла от нас к дяде Всеволоду, который, к тому времени овдовев, вернулся из Петербурга в Николаев, со своею маленькой, очень болезненной дочерью Нелли.
Мы совсем не грустили, расставаясь с Марфой Мартемьяновной, тем более, что были в это время всецело поглощены ожиданием "выписываемой прямо из Франции" гувернантки, чистокровной француженки.
Пока что, мы только радовались наступившему между- царствию, так как, больше чем когда либо, мама была с нами.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Из бабушкиных детей всех ближе к ней была моя мать. Они почти не расставались. Флигель, в котором мы жили, не именовался среди домашних "флигелем", а торжественно величался ,,домом молодой барыни", в отличие от "дома старой барыни".
Дом "старой барыни", высокий, хотя и одноэтажный, с семью колонами по фасаду и большими окнами, выходивший на Спасскую улицу, имел вид внушительный.
Дом "молодой барыни" был без колон, чуть - чуть пониже, но выходил углом на две улицы и по числу комнат был поместительнее.
Оба дома по фасаду отделялись широкими воротами, с двумя калитками по бокам. Подъездов с улицы в то время в Николаеве не полагалось. Парадные подъезды и большого дома и нашего, один против другого, выходили в проезд, ведущий из ворот во двор.
Двери этих парадных подъездов держались обыкновенно на запоре и широко раскрывались только в торжественных случаях для гостей. Домашние и близкие пользовались другими выходами во двор, с обязательными при них "сенцами" и "крыльцами". Передний двор, куда они выходили вместе со множеством окон жилых комнат, назывался "чистым двором". К бабушкиным именинам и большим праздникам он сплошь посыпался просеянным речным песком.
Задний двор, отделявшийся от первого широким арковым проездом, к которому с двух сторон примыкали службы, не без основания именовался ,,грязным двором".
Тут из служб были только конюшня, коровник, круглые загоны для волов, курятник и огромный ледник, набиваемый по зимам до верху льдом, стаивавшим к концу лета. Был еще широкий, приземистый погреб, заросший по покатой крыше колючим бурьяном, в отличие от щегольски аккуратного погреба на чистом дворе, крытого, как и все постройки, пузатой черепицей.
На самой середине "грязного двора", чуть ли не во всю его длину, за год, к весне, накоплялась целая пирамида навоза, вывозимого на тачках из конюшни, коровника и крытых загонов.
Каждую весну из ближайшей бабушкиной деревни "пригонялась" партия ,,девок", с соответствующим количеством парных волов и подростков погонщиков и, благодаря их дружной работе, вся навозная залежь в течение нескольких недель превращалась в ряд ажурных мелких, пирамид "кизяка", который складывался так для окончательной просушки, украшая в течение лета задние куртины сада, примыкавшего к забору заднего двора, куда бабушка никогда не углублялась.
