Была здесь английская колония и английский клуб. Таким образом, перед Риком открывались все пути. Оба друга без труда обнаружили, что целебные источники, сбегавшие по склонам бельгийских гор, не принесли исцеления сердцам съехавшихся на конференцию дипломатов. Сердца эти по прежнему источали яд алчности, ненависти и страха. Это замечание было сделано Ланни, и друг его тотчас же схватился за блокнот. И Ланни отметил про себя, что профессиональный журналист страдает раздвоением личности: одной половиной мозга он ясно мыслит и остро чувствует, а другая половина все время настороже — не попадется ли интересный материал.
Гвоздем конференции был вопрос о рурском угле. Немцы оттягивали поставку, и так как они разрушили французские шахты, кому-нибудь приходилось сидеть без угля; кому же — пострадавшим французам или разрушителям-немцам? Тщетно делегаты новоиспеченной республики пугали французов, говоря, что, если им не дадут возможности пустить в ход заводы, они не в состоянии будут вносить репарации. Французы хотели получать уголь для своей промышленности, чтобы снова выйти на прежнее место в мировой торговле. Их пугала мысль о вторжении немецких товаров во Францию хотя бы в качестве платежей по репарациям. Получался своего рода порочный круг, как объяснил Рику один английский экономист. Германия не могла платить золотом, но, платя товарами, она наносила урон французской промышленности и выбрасывала на мостовую французских рабочих. Между тем судьба французских и английских министров зависела от их готовности твердить днем и ночью: «Немцы заплатят все, до последнего су!» или «до последнего фартинга!»
Рик, в качестве «либерала», желал послушать, что же говорят немцы, и это было нетрудно, так как тут же под рукой имелась многочисленная делегация, которая охотно вела беседы с журналистами. Один из членов берлинского муниципалитета, дородный и цветущий мужчина, яркими красками описывал голод, возникший в результате блокады; к несчастью, сам он был плохой иллюстрацией к собственным словам. Больше всего немцы были недовольны тем, что союзники никак не могли точно установить общую сумму репараций, и, таким образом, немцы не знали, из чего исходить в своих планах. Рик готов был согласиться с этим, но представитель делегации шел дальше: по его словам, Версальский договор был так плох, что давал право немцам игнорировать любую статью, которая казалась им несправедливой.
Терпение молодого англичанина истощилось, и он спросил: — Что же, по-вашему, делать союзникам — начать войну сначала?
