— Эмили, у вас доброе сердце, простите меня! Но меня словно захлестнул водоворот. Понимаете, мы. мы полюбили друг друга. Это звучит банально, но дайте мне рассказать, как все случилось.
— Это меня не так уж удивляет. Сколько вы пробыли с ним взаперти?
— Целую неделю; но главное было в трагизме его положения. Курт был ранен два раза; в последний раз у него было раздроблено ребро, и когда он лежал в госпитале, за ним ухаживала молодая женщина, школьная учительница. Они полюбили друг друга и поженились. У нее открылся туберкулез, но она продолжала работать. Курт был на фронте и ничего не знал, пока не получил сообщения, что ока умерла. Он рассказал мне все это; и вот он передо мной — человек, потерявший вое, даже родной дом; он клянется, что ни за что не станет жить в Польше. Немцы — надменный и злопамятный народ, Эмили. Они не примирятся с поражением. Дело не только в том, что они потеряли территорию, флот, вообще материальные богатства — они еще унижены, оскорблены тем, что их заставили признать вину, которой они за собой не чувствуют. Когда Версальский договор был подписан, с Куртом такое делалось, что я, честное слово, боялась, как бы он не покончил с собой. Мне и самой было не сладко; не очень-то весело смотреть на эту послевоенную жизнь, противно видеть, как люди ведут себя. И я подумала: «Вот друг Ланни, которому я могла бы помочь». И я это сделала. Я вернула его к жизни, ну хоть немножко похожей на нормальную. Я знаю, все это кажется вам смешной любовной историей, но если бы только нас оставили в покое и не было бы больше войн, мы с Ланни добились бы, чтобы Курт занимался своей музыкой и больше ничем. И вот я пришла просить у вас прощения и помощи.
Эмили слушала подробности этого странного и запутанного любовного приключения, обдумывая в то же время, какой ей взять курс. Голос благоразумия нашептывал: «Немецкий агент всегда будет немецким агентом, кем бы он ни прикидывался. Во всяком случае, ручаться за него нельзя. С ним не оберешься неприятностей! Пока тебя обманывали, вина была не твоя, но теперь, когда ты знаешь, какое у тебя оправдание?»
Но голос сердца говорил: «Эта женщина попала в беду, и не по своей вине. Неужели же сказать ей: я не хочу иметь ничего общего ни с вами, ни с вашим сыном?»
Вслух хозяйка «Семи дубов» заметила:
— Чего же вы ждете от меня, Бьюти? Я всем представляла вашего друга, как м-сье Далькроза. Не могу же я теперь объявить, что он герр Мейснер?
